– А-у? – нет ответа, лишь тишина, похожая на глыбу льда. – Мне надо идти.
Я разбил часы, я – в этом незнакомом доме, и мне страшно, и я боюсь кричать, потому что не хочу разбудить брата Хмурой Тетки. «Мне надо идти домой!» – я немного повысил голос. Но – нет ответа. И тогда я решил просто уйти через входную дверь. Я вернусь днем, подумал я, и отблагодарю ее. Засовы легко поддались, но старомодный висячий замок – совсем другое дело. Без ключа тут делать нечего. Я понял, что мне все-таки придется подняться наверх, найти Хмурую Тетку, разбудить ее (она наверняка будет возмущена моей наглостью) и взять у нее ключ.
И еще – нужно будет что-то придумать с часами. Как же мне сгладить эту катастрофу? Бог знает – как, но я точно не найду решение этой проблемы в Доме В Лесу.
Чем выше я взбирался по лестнице, тем круче она становилась. В самом конце мне пришлось хвататься руками за верхние ступеньки, чтобы не упасть назад. Как, черт возьми, Хмурая Тетка поднимается по этой лестнице в своем огромном, старомодном платье? Наконец, я дотащил себя до коридора с двумя дверями. Тусклый свет пробивался сквозь запыленное окно. Одна из дверей должно быть вела в спальню Хмурой Тетки. Другая – в спальню брата. Левая дверь излучала какую-то особую энергию, и я схватился за ее металлическую ручку – и чуть не примерз к ней, настолько холодная она была.
Скрип-скрип.
Я замер.
Скрип-скрип.
Что это – жук-могильщик? Крыса на чердаке? Водопровод? Откуда этот скрип-скрип звук?
Металлическая ручка с треском повернулась, и я вошел.
Пыльный лунный свет серебрил штору. Я был прав – Хмурая Тетка лежала в кровати, как мраморная герцогиня в склепе. Ее вставная челюсть покоилась в стакане на прикроватной тумбочке. Пол в комнате был неровный и скрипучий, я шел по нему, боясь разбудить Тетку. Что если она забыла, кто я такой, и, увидев меня, подумает, что я пришел ее убить, и закричит, или ее хватит удар? Ее волосы были разбросаны по подушке, как водоросли. Облако пара вырывалось из ее рта через каждые десять-двадцать ударов сердца. И это было единственное доказательство того, что она живой человек, из плоти и крови.
– Вы слышите меня?
Нет, я должен прикоснуться к ней, чтобы она проснулась.
Моя рука была на пол пути к ее плечу, когда вдруг вновь раздался этот скрип-скрип звук – из глубины ее глотки.
Не храп. Рычание смерти.
Иди в другую комнату. Разбуди ее брата. Ей надо вызвать скорую. Нет. Беги отсюда, выбей дверь. Беги к Исааку Раю в Блэк-Свон за помощью. Нет. Они спросят, как ты оказался здесь, в Доме В Лесу. Что ты скажешь? Ты даже не знаешь ее имени. Слишком поздно. Она умирает. Это точно. Скрип-скрип звук становился все громче, жестче и страшнее.
Ее трахея раздувалась в момент, когда душа покидала ее тело.
Ее изношенные, старые глаза вдруг резко открылись, словно глаза куклы, черные, стеклянные, шокированные.
Из ее рта вырвалась целая буря пара и рычания.
Некуда бежать.
Палач
Тьма, свет, тьма, свет, тьма, свет. Дождь заливал лобовое стекло, и даже дворники были бессильны. Когда Джаггернаут проехал мимо, машину окатило волной грязной воды, и на секунду я подумал, что мы плывем. Сквозь потоки льющейся с неба воды я мог видеть только два радара Министерства Обороны вдалеке, вращающиеся с бешеной скоростью, ожидающие атаки со стороны стран Восточного Блока.
Мы с мамой не особо разговаривали в пути. Отчасти, я думаю, из-за места, куда мы направлялись (часы на приборной панели показывали 16:05. Моя казнь состоится ровно через семнадцать часов). Ожидая, пока откроется косметический салон, она спросила меня, как я провел день.
– Нормально. - А ты?
– О, восхитительно, очень насыщенный день. – Мама иногда бывает очень саркастичной.
– Сколько Валентинок ты получил?
Я сказал «нисколько», но если б даже получил, то все равно не признался бы (на самом деле я получил одну, но тут же выбросил ее в мусорное ведро. Там было написано «отсоси» и подпись "Николас Брайер", хотя почерк – совсем как у Гарри Дрэйка). Дункан Прист получил четыре. Нил Броус – семь (по его словам). Ант Литтл выяснил, что Ник Юи получил целых двадцать. Я не стал спрашивать маму, получила ли она хоть одну Валентинку. Отец говорит, что День Святого Валентина и Восьмое Марта – это заговор шоколадных, цветочных и открыточных компаний с целью залезть в карман покупателям.
Так что, в общем, мама высадила меня на светофоре возле клиники Малвер-Линк и поехала в магазин к Лоренцо Хассингтри («Джейсон», конечно, тоже не самое крутое имя на свете, но «Лоренцо» – ох, в деревенской школе такое имя равносильно смертному приговору). Я пересек затопленную парковку, прыгая по островкам суши между лужами, представляя, что я – Джеймс Бонд, прыгающий по спинам крокодилов. У входа в клинику стояли двое старшеклассников из школы Дайсона Перринса. Они заметили мою вражескую униформу. Каждый год, если верить Гилберту Суинярду, старшеклассники из Дайсона Перринса назначают встречу нашим старшеклассникам – они встречаются на нейтральной территории, в Пулбруке, и устраивают массовую драку. Участвовать в ней обязаны все – кто не участвует, тот трус и гомик. А если кто расскажет учителям – его убьют. Три года назад, Плуто Новак так сильно отделал пацана из Дайсона Перрринса, что врачам пришлось буквально пришивать челюсть обратно. Он до сих пор ест через трубочку. К счастью лил дождь, и мальчишки из Дайсона Перринса меня не тронули.
Сегодня – мой второй в этом году визит, и красотка в приемной сразу узнала меня. «Я сообщу миссис де Ру, что ты пришел, Джейсон. Присядь пока». Она мне нравится. Она знает, зачем я здесь, и не болтает попусту. В приемной пахнет антисептиками и теплым пластиком. Сидящие здесь люди совсем не выглядят так, словно у них проблемы. Как и я, но это ничего не значит. Здесь тесновато, мы сидим почти вплотную друг к другу, и нам неловко, ведь самая очевидная тема для разговора – одновременно самая неприятная: «Ну, так, почему вы здесь?» Одна старушка сидела в углу и вязала. Звук ее спиц сливался со звуком дождя за окном. Похожий на хоббита дядька нервно ходил туда-сюда по комнате. Женщина с вешалками вместо костей читала «Обитателей холмов» Ричарда Адамса. Здесь была даже игровая площадка для детей, похожая на цветную клетку, с замызганными игрушками на полу. Но сегодня она пустовала. Телефон зазвонил, и красотка в приемной взяла трубку. Похоже, это был кто-то знакомый – она прикрыла трубку ладонью и понизила голос. Господи! Как же я завидую людям, которые могут свободно выражать свои мысли – говорить о том, что думают, в тот момент, когда думают об этом – без нужды постоянно проверять свою речь на «заикательные» слова. Слон Дамбо из мультика отстукивал такую песенку: Зав – зав – завтра – ут – ут – утром – скоро-скоро – и опять – пять – пять – пять (Без пятнадцати четыре. Мне осталось жить всего шестнадцать часов и пятнадцать минут). Я взял с журнального столика «Нэшнл джиографик». Там была статья о том, как женщина учила шимпанзе языку жестов.
На самом деле бывает два вида заикания – и они отличаются друг от друга так же, как понос отличается от запора. Первый вид: ты произносишь первый слог много-много раз и не можешь остановиться. За-за-за-за-заикание. Вот так. А второй вид – это наоборот: когда ты застреваешь после первого слога. ЗА…. ИКание! У меня второй вид. Поэтому я и сижу здесь, и жду, пока освободится миссис де Ру (Да, это ее настоящее имя. Нет, она не из Австралии, и вообще никогда не видела кенгуру).
Я начал заикаться пять лет назад. В тот год Малверн Хилсс страдал от жуткой засухи – дождей не было так долго, что вся трава пожухла. Мисс Трокмортон играла с нами в «Поле чудес». Она писала на доске части слов – и мы должны были угадывать их. Я помню, на доске было написано:
СО__В_Й
Даже слабоумный догадался бы, что это значит. Я поднял руку. Мисс Трокмортон сказала, да Джейсон, и в тот момент моя жизнь разделилась на две половины – до Палача и после Палача. Слово «соловей» зажглось у меня в мозгу, но просто не хотело выходить. Буква «С» далась мне легко, но чем сильнее я старался выдавить остальное, тем сильнее Палач затягивал петлю на моей шее. Я помню, как Люси Снидс шептала что-то на ухо Анджеле Булок, потом – сдавленные смешки. Я помню странный взгляд Роберта Саута. Я бы так же смотрел, если б это случилось с кем-то другим. Когда заика начинает заикаться, его глазные яблоки вылезают из орбит, лицо становится красным, как у арм-рестлера в момент последнего рывка, и он хватает воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Должно быть со стороны это выглядит ужасно забавно.