В его опытах было, пожалуй, мало оригинального: это происходило оттого, что во всем, кроме силы воли, мистер Фотерингей был совсем заурядный человек.
Он вспомнил чудо с жезлом Моисея, но вечер был темный, и представлялось небезопасным создавать на улице больших змей. Потом он вспомнил чудо из «Тангейзера», известное ему по сокращенному либретто, которое он прочел на обороте программы филармонического концерта. Это чудо показалось ему необыкновенно привлекательным и безобидным. Он воткнул свою красивую трость из индийского дерева в дерн возле дорожки и приказал сухому дереву зацвести. Воздух тотчас же наполнился ароматом роз, и при свете спички он убедился, что это прекрасное чудо на самом деле совершилось. Его радость была нарушена приближением чьих-то шагов. Боясь, как бы его дар не был преждевременно обнаружен, он поспешно приказал цветущей трости «Назад!». Собственно, он хотел сказать: «Прими прежний вид», но поторопился и сказал не то, что хотел. Палка быстро понеслась назад, и почти тотчас же послышался сердитый крик и брань подходящего.
— Какой это болван кидается ветвями шиповника? — закричал кто-то. — Вы оцарапали мне ногу.
— Прошу прощенья, старина, — сказал мистер Фотерингей и, поняв неудовлетворительность своего ответа, стал нервно крутить усы.
К нему подходил Уинч, один из трех констеблей города Иммеринга.
— Зачем вы кинули палку? — спросил констебль. — Э! да это тот самый человек, который разбил лампу в «Длинном драконе».
— Без всякой цели, — ответил Фотерингей. — Просто так…
— Просто так? — переспросил полицейский.
— Ах ты, чорт! — воскликнул мистер Фотерингей.
— Как чорт? Вы разве не знаете, что этой колючей палкой можно ранить?.. Зачем вы это сделали, а?
Мистер Фотерингей не мог придумать ответ. Повидимому, его молчание рассердило Уинча.
— Вы нанесли оскорбление полиции, молодой человек. Вот что вы сделали.
— Видите ли, мистер Уинч, — начал Фотерингей еще более смущенно, — я очень жалею, что так вышло. Дело в том…
— Ну, в чем?
Он не мог ничего придумать и решил сказать правду:
— Я сотворил чудо.
Он постарался произнести эти слова небрежно, но из этого ничего не вышло.
— Сотворить чу… Э, перестаньте молоть чепуху. Он сотворил чудо! Скажите, пожалуйста! Потеха, да и только! Да ведь вы тот самый молодец, который не верит в чудеса. Нет, это опять ваши проклятые фокусы — вот это что. Так имейте в виду…
Мистеру Фотерингею не пришлось услышать, что именно хотел сказать ему мистер Уинч. Он понял, что выдал себя и его драгоценная тайна станет известна теперь всему свету. Гнев заставил его действовать. В ярости он быстро повернулся к констеблю.
— Ну, мне это надоело, — сказал он. — Хватит. Я покажу вам, какие это фокусы. Убирайтесь в преисподнюю! Ну!
Он был один.
Мистер Фотерингей больше не стал совершать чудеса в этот вечер; он не стал даже смотреть, что сталось с его расцветшей тростью. Он вернулся в город, испуганный, притихший, и пошел прямо в спальню.
— Господи! — говорил он. — Какая необыкновенная сила. Я никак не думал. Право, нет. Хотел бы я знать, как выглядит преисподняя.
Он сел на кровать и стал снимать ботинки. Ему пришла в голову счастливая мысль, он перенес констебля Уинча в Сан-Франциско и потом, без всяких нарушений естественного хода вещей, спокойно лег спать. Ночью ему снился Уинч; очень сердитый.
На другой день мистер Фотерингей узнал две интересные новости: во-первых, кто-то посадил очень красивый розовый куст против дома мистера Гомшота-старшего, на Лэллаборо-род; во-вторых, реку до самой мельницы Роулинга пройдут с неводом в поисках констебля Уинча.