Что случилось, почему кричат?
Почему мой тренер завопил?
Просто — восемь сорок результат, —
Правда, за черту переступил.
Ой, приходится до дна ее испить —
Чашу с ядом вместо кубка я беру.
Стоит только за черту переступить —
Превращаюсь в человека-кенгуру.
Что случилось, почему кричат?
Почему соперник завопил?
Просто — ровно восемь шестьдесят, —
Правда, за черту переступил.
Что же делать мне, как быть, кого винить —
Если мне черта совсем не по нутру?
Видно, негру мне придется уступить
Этот титул человека-кенгуру.
Что случилось, почему кричат?
Стадион в единстве завопил…
Восемь девяносто, говорят, —
Правда, за черту переступил.
Посоветуйте, вы все, ну как мне быть?
Так и есть, что негр титул мой забрал.
Если б ту черту да к черту отменить,
Я б Америку догнал и перегнал.
Что случилось, почему молчат?
Комментатор даже приуныл.
Восемь пять — который раз подряд, —
Значит — за черту не заступил.
1971
Сейчас все бегают, вы знаете, — бегом от инфаркта. Вот я написал такую песню — «Марафон, или Бег на длинную дистанцию». Правда — про соревнования. Это не песня даже — просто такая картинка на стадионе, зарисовка, эссе…
Но написана она вовсе не по поводу бега, а по поводу некоторых комментариев к различным спортивным состязаниям, которые часто слышишь по телевидению, — в основном к хоккейным матчам, — когда комментаторы не задумываются о словосочетаниях, которые они употребляют. Вот, например, так радостно, бравым голосом вдруг вам объявят: «Вот еще одну шайбу забили наши чехословацкие друзья!» — или, предположим: «Грубо, грубо играют наши чехословацкие друзья!» И думаешь: почему же они — друзья, если грубо играют, шайбу забили?.. Они на поле — соперники и противники. И это верно, потому что нужно за кого-то болеть, один должен победить другого — в этом смысл спорта. А друзья они — где-то в другом месте, в другой обстановке, за столом где-нибудь… Ну почему нужно обязательно всегда что-то мешать иное, чем спортивный азарт и чисто спортивное восприятие?!
Я тогда еще задумывался вообще о многих словах, первоначальный смысл которых мы забыли, затерли. Например, «дорогие товарищи». Разве мы употребляем это теперь так, как положено употреблять? Мы говорим: «Вы у меня, дорогой товарищ, дождетесь!..» — забывая, что «дорогой» — это то, что мы ценим, чем дорожим; а «товарищи» — это самые близкие нам люди. А мы совсем забыли, что это значит, — не в смысле «товарищ, дайте закурить», а — товарищи — слово, которое употреблял Симонов:
На наших глазах умирают товарищи,
По-русски рубаху рванув…
Поэтому когда так формально произносят это слово, то это меня всегда приводит в недоумение. Я стараюсь избегать этого.
Или вот, например, недавно наши играли со сборной НХЛ в США, вел репортаж Озеров, и он все время говорил: «канадские профессионалы», «канадские профессионалы»… Надо было про наших тогда говорить: «советские любители»! Ведь он, наверное, намекает, что профессионалы — потому что они деньги якобы получают за игры, а наши — нет. Ну, это, во-первых, не совсем так, а во-вторых, для меня профессионализм — это просто умение хорошо делать свое дело. Да я считаю, что, в общем, в этих играх как раз наши-то оказались большими профессионалами, чем канадцы, — потому что выиграли.
Это вообще похоже на такой вот случай. На «Узбекфильме» работала цыганская группа, и режиссер все время говорил: «Товарищи цыгане, встаньте сюда! Товарищи цыгане, встаньте сюда!..» И ему кто-то ответил: «Сейчас, товарищ узбек!»
Значит, «товарищ узбек» — смешно, а «товарищи цыгане» — нет? Неважно, какие национальности я употребляю, важен сам факт. Надо просто думать про сочетания слов.
А песня — такая:
Я бегу, топчу, скользя
По гаревой дорожке, —
Мне есть нельзя, мне пить нельзя,
Мне спать нельзя — ни крошки.
А может, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки, —
Так нет: бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
А гвинеец Сэм Брук
Обошел меня на круг, —
А вчера все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
Друг гвинеец так и прет —
Все больше отставанье, —
Ну, я надеюсь, что придет
Второе мне дыханье.
Третье за ним ищу,
Четвертое дыханье, —
Ну, я на пятом сокращу
С гвинейцем расстоянье.
Тоже мне — хорош друг, —
Обошел меня на круг!
А вчера все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
Гвоздь программы — марафон,
А градусов — все тридцать, —
Но К жаре привыкший он —
Вот он и мастерится.
Я поглядел бы на него,
Когда бы — минус тридцать»
Ну, а теперь — достань его,
Осталось — материться!
Тоже мне — хорош друг, —
Обошел на третий круг!
Нужен мне такой друг, —
Как его — забыл Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брут!
1971
Да, сегодня я в ударе, не иначе —
Надрываются в восторге москвичи, —
Я спокойно прерываю передачи
И вытаскиваю мертвые мячи.
Вот судья противнику пенальти назначает —
Репортеры тучею кишат у тех ворот
Лишь один упрямо за моей спиной скучает —
Он сегодня славно отдохнет!
Извиняюсь,
вот мне бьют головой…
Я касаюсь —
подают угловой.
Бьет десятый — дело в том,
Что своим «сухим листом»
Размочить он может счет нулевой.
Мяч в моих руках — с ума трибуны сходят, —
Хоть десятый его ловко завернул.
У меня давно такие не проходят!..
Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.
Обернулся — голос слышу из-за фотокамер:
«Извини, но ты мне, парень, снимок запорол.
Что тебе — ну лишний раз потрогать мяч руками, —
Ну а я бы снял красивый гол».
Я хотел его послать —
не пришлось:
Еле-еле мяч достать
удалось.
Но едва успел привстать,
Слышу снова: «Вот опять!
Все б ловить тебе, хватать — не дал снять!»
«Я, товарищ дорогой, все понимаю,
Но культурно вас прошу: подите прочь!
Да, вам лучше, если хуже я играю,
Но поверьте — я не в силах вам помочь».