Однако остается несомненным то обстоятельство, что в наиболее ранних источниках термином мушки во всяком случае обозначалась Фригия и фригийцы, в индоевропейской языковой принадлежности которых никто не сомневается[528], а следовательно, так могли обозначаться и вообще фрако-фригийские, в том числе и протоармянские племена. Здесь следует обратить внимание на предположение А. Гётце[529] о том, что термин мушки первоначально относился к фрако-фригийскому племени мисов в северо-западной Малой Азии и Троаде (греч. Mysoi, читать мусой, основа мус — «ш» в греческом не было) и области Moesia на Балканах. Быть может, мисы были [222] первым фрако-фригийским племенем, с которым познакомились жители Малой Азии, а затем их название было распространено и на все родственные или близкие по культуре племена[530].
Если же мы допустим, что восточные мушки Тиглатпаласара I, Тукульти-Нинурты II и Ашшурнацирапала (а также, вероятно, Катуваса каркемишского?) не протоармяне, а временно[531] попавшие сюда протогрузинские племена, то снова встанет вопрос, каким же образом, когда и откуда сюда попали индоевропейцы-армяне, составившие здесь постоянное население. Мы уже указывали на то, что в VIII—VII вв. до н.э. в прилежащих областях неоседлого, способного к передвижению населения не отмечается, и что, следовательно, XII в. [223] до н.э., век исторически засвидетельствованных больших народных передвижений, — в том числе, в первую очередь, передвижений именно фрако-фригийцев, к которым должны были принадлежать и протоармяне, — является наиболее вероятной датой появления протоармян на Армянском нагорье. Если же мы имеем прямое свидетельство о появлении здесь именно в это время нового племени, носящего обозначение, несомненно применявшееся к фрако-фригийским племенам, то логично видеть в этом племени, то есть в восточных мушках, именно протоармян, которые жили здесь же и в дальнейшем, а не грузин, которые впоследствии здесь никогда не жили, и появление которых здесь могло быть, самое большее, случайным и временным. Между тем, надпись Ашшурнацирапала свидетельствует о том, что мушки перешли здесь к оседлости.
Проблема урумейцев. Теория С. Т. Еремяна. Однако та же надпись Тиглатпаласара I, которая говорит о первом появлении мушков в долине верхнего Евфрата, упоминает и еще два пришлых племени, а именно касков-абешлайцев и урумейцев. Поэтому нам придется проанализировать имеющиеся данные и об урумейцах (поскольку вопрос об абешлайцах был уже разобран выше, стр. 12 и 123). В этой же связи необходимо остановиться на теории С. Т. Еремяна, которая является, по-существу, попыткой примирить «хайасскую» и «мушкскую» теории происхождения протоармян, а также теорию И. Маркварта, видевшего предков армян в «аримах» (или «Ариме») Гомера[532].
По мнению С. Т. Еремяна, урумейцы отождествляются с аримами, которых он для хеттского периода локализует на территории Хайасы или по соседству с ней. Увлеченные общими этническими передвижениями ХII в. до н.э., аримы-урумейцы, вместе со своими соседями, касками-абешлайцами, спустились в долины верхнего Евфрата и Арацани и образовали [224] здесь, в районе совр. г. Муша и в Сасунских горах, «страну» называемую в источниках Уруму, Урме[533] или Арме, слившуюся с хурритской «страной» Шубрия. Горный район внутри Сасунских гор не мог быть покорен ни ассирийцами, ни урартами, и здесь образовалось ядро будущего армянского народа и армянской государственности. Именно аримы-урумейцы были носителями протоармянского языка; они слились с родственными им по языку мушками-фригийцами, привнесшими в древнеармянский язык фрако-фригийский элемент.
Изложенная теория С. Т. Еремяна нуждается в некоторой модификации. Прежде всего, хеттским источникам аримы ни в районе Хайасы, ни где-либо в другом районе не известны[534]. Аримы, «право» которых претендовать на роль предков армянского народа основывается лишь на некотором сходстве названий, упомянуты только в «Илиаде» в весьма неопределенном контексте (в развернутом сравнении)[535], из которого совершенно не ясно, где автор поэмы мыслил их живущими; даже неясно, идет ли речь о племени аримов или о городе Ариме[536], но только видно, что говорится о вулканической местности. Ни из чего не следует, что аримы вообще жили в Малой Азии, и античные комментаторы помещали их в самых [225] разных странах[537]. Затем, как мы уже видели, недоказуемо, что в районе Хайасы во II тыс. до н.э. жили индоевропейские по языку племена, и тем более племена одной ветви с протоармянами. И, наконец, если урумейцы и мушки были племенами географически столь разного происхождения, то их языки не могли бы восприниматься как родственные; что касается фрако-фригийского[538] элемента в древнеармянском, то это не еще один пласт заимствований, — он сам составляет основной словарный фонд языка.
530
Форма мушки могла бы рассматриваться как протоармянское множественное число от муш‑, ср. древнеармянский формант множественного числа ‑ք, происхождение которого неизвестно. Как уже упоминалось, в «хеттской-иероглифической» надписи Арараса одновременно упоминаются и мусаи̃(н) и мус(а)каи̃(н). Очевидно, это один и тот же термин, но отнесенный к двум разным этническим группам внутри фрако-фригийцев, — к одной, применявшей формант множественного числа ‑kh ‑ք и к другой, не применявшей его. Действительно, во фригийском языке нет никаких следов формы, которая могла бы дать характерное древнеармянское множественное число на ‑kh. Эти две этнические группы могли бы быть мисами и фригийцами; однако трудно представить себе вторжение мисов от берегов Мраморного моря в Каркемиш в VIII в. до н.э., даже как союзников фригийцев. Скорее же это могли бы быть фригийцы — мусаи̃(н) и протоармяне — мус(а)каи̃(н); в таком случае следует предположить, что термин мушк'и с ‑kh сначала применялся только к протоармянам как к передовой группе фрако-фригийцев, и затем уже был перенесен также и на фригийцев, которые, подобно своим соседям мисам, в действительности не употребляли суффикса ‑kh. Нельзя ли предположить, что название города Муша, расположенного в районе оседания протоармян, связано с этнонимом мушков и является еше одним свидетельством в пользу суффиксального характера ‑kh в этом этнониме?
531
См. Г. A. Meликишвили, К истории древней Грузии, стр 112. Само по себе предположение о подобном кратковременном вторжении грузиноязычных племен в долину верхнего Евфрата не содержит в себе ничего невероятного: мы видели, что в этом же районе появлялись и каски-абешлайцы, — очевидно, из тех же припонтийских районов, заселение которых грузиноязычными племенами происходило в XII(?)—VIII вв. до н.э.
532
Ս.Տ.Երեմյան, Հայերի ցեղային միությունը Արմե–Շուպրիա երկրում, ”Историко-филологический журнал" (Պատմա-բանասիրական հանդես), 1958, № 3, стр. 59-74. С точкой зрения С. Т. Еремяна солидаризировался также В. Бэнэцяну в докладе: Вопросы армянского этногенеза. «Труды XXV Международного конгресса востоковедов», III. М., стр. 658-667, а также в других своих работах.
533
Приводимая С. Т. Еремяном форма Урмеухи — хуррито-урартское прилагательное от Урме (ср. этиухи, диаухи, кардухи и т.п.).
534
Указывают на «страну» Арматана хеттских источников как на возможное место обитания аримов. Однако Арматана не находилась в Хайасе, а ее название, по всей вероятности, связано с именем бога Армаса и к армянам не имеет отношения. Кроме того, сразу же встает вопрос, каким образом в Арматану могло в то время попасть неанатолийское индоевропейское племя.
535
537
См. Pauly's Real-Encyclopädie s. v. Arima. Выбирались вулканические Питиузские острова или вулкан Аргей (Эрджияс-даг) в Малой Азии, а также другие локализации. Как справедливо отметил еще Г. А. Капанцян (Хайаса — колыбель армян, стр. 175-177), гора Аргей находится очень далеко от Хайасы, — можно добавить, и довольно далеко от Арматаны.
538
Или, строго говоря, индоевропейского, но не анатолийского, не иранского, не индийского, не греческого, не славянского и т.д. Уже методом исключения нужно было бы прийти к выводу о принадлежности этого элемента к фрако-фригийской ветви.