На требование рабочих освободить задержанных губернатор Мякинин ответил, что насильственное снятие с работ является преступлением и что задержанные подлежат суду, затем вызвал для их охраны роту солдат, а забастовщиков велел разогнать нагайками и уехал домой. Толпа тем временем принялась сооружать баррикаду и забрасывать полицию булыжниками, вследствие чего получили ушибы 14 стражников, 4 городовых и помощник полицмейстера И. П. Красовский. Тогда по команде полицмейстера К. П. Дилигенского стражники дали по толпе три залпа, которыми было убито четверо и ранено свыше пятидесяти человек. Тела убитых полицией были также арестованы и тайно захоронены в ночь на 9 июня.
Было возбуждено два дела: по обвинению в принуждении исполняющих заказы военного времени посредством насилия и угроз к прекращению работ и нападении на чинов полиции с целью освобождения арестантов. В ответ 7 июня забастовали костромские типографы, 9 июня — рабочие фабрики К. Е. Симоновой в деревне Рогачево Яковлевской волости Нерехтского уезда, 10 июня — фабрики Кормилицына в с. Ильинском Костромского уезда, 11 июня — фабрики Скорынина в Нерехтском уезде. Расстрел в Костроме дал также толчок протестному движению в Иваново-Вознесенске, Вятке и других городах России и оказал воздействие на формирование в IV Государственной думе так называемого «Прогрессивного блока» и единение действий внепарламентской оппозиции.
1 августа 1915 года 32 члена IV Государственной думы — социал-демократы В. И. Хаустов, Н. С. Чхеидзе, М. И. Скобелев, трудовик А. Ф. Керенский, кадет П. Н. Милюков и другие направили в Думу запрос, в котором расстрел рабочих в Костроме был поставлен в один ряд с расстрелами 9 января 1905 года в Санкт-Петербурге и 4 апреля 1912 года на Ленских приисках: «Несмотря на лозунг “единения”, провозглашенный в самом начале войны, политика правительства по отношению к народным массам и, в первую очередь, к рабочему классу, осталась по-прежнему политикой преследования, угнетения и насилия. По-прежнему всякая попытка рабочих улучшить свое экономическое положение рассматривается как бунт и подавляется при помощи приемов, получивших широкую известность в связи со знаменитыми январскими и ленскими событиями».
Этот запрос на заседании Государственной думы 8 августа был признан «спешным» и принят. Министр внутренних дел, 14 августа извещенный о содержании и принятии запроса, никаких объяснений Государственной думе не дал, однако через две недели костромской губернатор был переведен в Каменец-Подольскую губернию (01.09.1915–1917).
Из описания герба Мякининых: «Щит разделен горизонтально на две части, из коих в верхней в голубом поле изображена шестиугольная золотая Звезда и две серебряные Шпаги, крестообразно остроконечиями вниз обращенный. В нижней части в красном поле по бокам щита видны две выходящия из Облак руки, держащия с правой стороны Меч, а с левой Стрелу, и по середине золотой хлебный сноп. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нем короною и тремя строусовыми перьями. Намет на щите голубого и красного цвета, подложенный золотом и серебром».
ИВАН ВЛАДИМИРОВИЧ ХОЗИКОВ (12.04.1875-?)
Из потомственных дворян. Уроженец усадьбы Алексеевка Лебедянского уезда Тамбовской губернии, при которой имел во владении 278 родовых десятин земли. Выпускник 2 Московского кадетского корпуса (1895). Канцелярист Липецкого уездного предводителя дворянства Тамбовской губернии (1897). Коллежский регистратор (1899). Младший чиновник особых поручений канцелярии Тамбовского губернатора, земский начальник 2-го участка Липецкого уезда Тамбовской губернии (1900), губернский секретарь (1902). Предводитель дворянства Лебедянского уезда Тамбовской губернии (1903). Кавалер орденов Святого Станислава II и Святого Владимира IV степеней и знака Красного Креста. Коллежский советник (1909),
Вместе с тем в дневнике заведующего отделом по оценке лесов Костромского губернского земства и члена правления Костромского научного общества Е. Ф. Дюбюка читаем: «Говорят, в гостиницах сколько угодно можно получить вина и водки, которую в отдельные кабинеты проносят в саквояжах. В счетах так и пишут: ужин 50 рублей, саквояж 25 рублей Гласные много говорили о предстоящем обеде у губернатора с саквояжем. Проповедуют народу воду, а сами пьют вино».
И далее аналогичная подробность: «Губернатор не хочет давать научному обществу разрешение на сбор на постройку музея. “Все, — говорит он, — должно быть теперь для обороны, не время заниматься разработкой писцовых книг”».