Дела нашей кафедры, несмотря на большую тесноту помещения, шли, пожалуй, даже отлично. Я опять загорелся преподавательским пылом, как в былое время в Харькове, и с увлечением вел два необязательных курса: океанографию и общую гидробиологию. Нина Васильевна читала курс водной растительности, собрав вокруг себя многочисленную группу энтузиастов студентов-ботаников, Ф. Д. Болтовской — специальный курс об Азовском море.
1941—1944 гг.
Последний предвоенный учебный год прошел в напряженной и интересной работе. Вокруг нашей кафедры сплотилась тесная группа студентов, из которых мог получиться большой толк в науке. На лето мы с ними отправились в Новороссийск на дорогую нам Биологическую станцию. К этому времени здесь уже работало свыше 10 постоянных научных сотрудников, многие из них вели интересные наблюдения. Мы тоже подумывали о новом цикле своих станционных исследований. Хозяйство станции расширилось. В ее ведение передали приморский участок с озером Лиманчик (в пределах совхоза Абрау) и большой дом на восточном берегу бухты.
С. М. Малятский установил хорошие деловые отношения с руководством университета. Частенько приезжал в Новороссийск и сам ректор, Семен Ефимович Белозеров. В качестве рыбака-спортсмена он жил на озере Лиманчик и очень активно интересовался делами станции. Судьба Белозерова очень характерна для многих первых советских деятелей. Деревенский пастух, он в 18 лет поступил на рабфак и, уже будучи взрослым человеком, отлично окончил физико-математический факультет университета, аспирантуру и быстро выдвинулся как вузовский руководитель. Всегда спокойный и не лишенный юмора, он был в курсе всех дел университета, поддерживая хорошие отношения со многими людьми. Некоторые старые профессора относились скептически к его специальности — истории математики. Но они оказались просто недальновидными — теперь уже никто не сомневается, что история науки — важная научная дисциплина.
В Новороссийске нас застало начало войны. Над городом летали немецкие самолеты. Нина Васильевна с дочерью и внуком вернулись в Ростов. Туда же уехал и я со студентами.
Фронт приближался к Ростозу. Город подвергался бомбардировкам, многие здания были разрушены, в том числе и один учебный корпус университета. Сгорела и его библиотека. Университету было дано распоряжение готовиться к эвакуации. Как председатель месткома я настаивал на немедленном отъезде семей и на энергичной подготовке вывоза университетского имущества. Нам предоставили вагоны и началась погрузка. В вестибюлях и коридорах стояли сотни ящиков с упакованным оборудованием и книгами, которые постепенно вывозились на вокзал. На подступах к городу и на улицах сооружались укрепления, заграждения и рвы.
Неожиданно в город вошли немцы, и мы оказались в оккупации. После освобождения Ростова советскими войсками выяснилось, что немцы вывезли все упакованные ящики, угнали груженые вагоны, большая часть оборудования пропала. Теперь уже надо было серьезно приниматься за эвакуацию, так как немцы все еще угрожали Ростову. Я отвез Нину Васильевну, дочь и полугодовалого внука в Махачкалу. В переполненном городе нам с трудом удалось устроиться с жильем. Родители знакомой студентки, случайно встреченной на улице, уступили нам кухню в своей квартире.
Вернувшись в Ростов, узнал, что решено продолжить занятия. Снова начались работы по укреплению подступов к городу. Пришлось вновь думать о жилье. На первых порах меня приютила семья одного сослуживца, потом я вместе с ректором жил в чьей-то брошенной квартире.
Немцы отошли от Ростова недалеко, но почему-то оставили город в покое; авиационных налетов почти не бывало. Севернее Ростова они продолжали двигаться на восток, так что было ясно — затишье для Ростова временное. Поэтому университет возобновил хлопоты о предоставлении поезда для эвакуации. Я уехал в Махачкалу, чтобы подготовить переезд через Каспийское море.
В июле 1942 г. туда прибыл университетский эшелон, и спустя несколько дней мы погрузились на теплоход и поплыли в Красноводск. Шли ночью при жестоком шторме. Палубы были переполнены людьми и мокрыми вещами, часть груза смыло. Утром расположились цыганским табором на берегу и на улицах Красноводска, развесив для просушки все имущество, благо день выдался солнечный. После многодневных переговоров и многочисленных телеграмм получили пассажирский поезд с назначением во Фрунзе.