Об авторе

Иван Коневской (настоящее имя и фамилия Иван Иванович Ореус; 1877-1901). Отец — из обрусевших шведов; военный писатель-историк, генерал, начальник архива Генерального штаба. Единственный поздний ребенок в семье, И. Коневской рано потерял мать, первоначальное образование получил дома (свободно владел немецким, французским, английским), ко времени окончания гимназии обладал глубокими познаниями в истории, литературе, философии. Учился в Петербургском университете сначала на классическом, а потом на славяно-русском отделении.

Первое стихотворение напечатал в журнале под настоящей фамилией, а затем избрал себе псевдоним по имени Коневецкого монастыря на Ладожском озере. После выхода первого сборника «Мечты и думы» (1900) русские символисты стали возлагать большие надежды на молодое дарование. В. Брюсов считал его поэзию «одной из замечательнейших на рубеже двух столетий». В это время он уже был «своим» в кругу старших символистов, общался с Ф. Сологубом, печатался в коллективных сборниках и альманахе издательства «Скорпион» — «Северные цветы», активно переписывался с Брюсовым, ездил к нему в Москву.

Трагическая смерть Коневского потрясла современников: он утонул в возрасте 24 лет, купаясь в реке Аа (ныне Гауя в Латвии). В статье «Мудрое дитя» В. Брюсов писал о глубине философского смысла его поэзии. Эта статья была включена в качестве предисловия в посмертное собрание сочинений И. Коневского, вышедшее под редакцией В. Брюсова.

В поэтическом мире Коневского природа и человек, зримое и мыслимое неразрывно связаны в единый, гармоничный космос. Он близок по своему миропониманию к Тютчеву, Баратынскому, Вл. Соловьеву, при этом оставаясь одним из первых в России внимательных читателей новейшей западноевропейской лирики (Коневской много переводил — Суинберна, Верхарна, Метерлинка, Ренье и др., но переводы не были включены в его книгу лишь по той причине, что у автора, финансировавшего свое издание, не хватило средств для более объемистого сборника).

Подчеркнуто усложненный индивидуальный стиль И. Коневского, заставлявший современников говорить о «прекрасной корявости», «первобытности», оказался на редкость продуктивным для последующих лет развития русской литературы, когда Вяч. Иванов, В. Нарбут, а затем Б. Пастернак и Н. Заболоцкий в своих натурфилософских стихах стали искать новые средства для решения тех же задач, что стояли перед И. Коневским: «стремление создать метафизическую поэзию, постигающую и обнимающую весь мир».