Выбрать главу

— Я не уйду, — сказал он упрямо. — Там ведь мой самый лучший товарищ. — Он указал головой на дверь палаты.

— Я тоже, — добавил Манджаро.

Паук был так утомлен, что поддержал товарищей только кивком головы.

Тренер уже хотел было запротестовать, но в эту минуту дверь палаты открылась, и в ней показалось бледное лицо дежурной сестры. Все вскочили, с волнением глядя на нее.

— Кто из вас Стефанек? — спросила она шепотом.

— Я. — Тренер выступил вперед.

— Мальчик просит вас в палату.

Жемчужинка схватился за голову.

— Жив! — закричал он радостно.

Стефанек вошел в палату, освещенную лишь бледным светом маленькой ночной лампочки. На подушке виднелась забинтованная голова мальчика. Стефанек подошел па цыпочках. Из-под белых бинтов на него смотрели затуманенные глаза Манюся.

— Пан Вацек, — прошептал он, с трудом протягивая руку.

Тренер взял эту горячую, пылающую руку.

— Чек, мой мальчик, — только и мог он выговорить.

— Пап Вацек, — глаза Манюся блеснули, — когда мы играем финальный матч?

— В субботу.

Рука мальчика сжала пальцы тренера.

— Пан Вацек… Мы должны выиграть… Должны…

Манюсь закрыл глаза. Его густые ресницы бросили тень на бледные щеки.

— Выиграем, — с уверенностью сказал тренер.

На плече он почувствовал ладонь сестры.

— Вам нужно уходить. Он еще очень слаб.

— Но ему уже лучше?

Она только кивнула головой.

4

Сестра привычным движением стряхнула термометр, сделала отметку на таблице температуры и улыбнулась мальчику.

— У тебя, Чек, железное здоровье, — сказала она своим певучим голосом, — через неделю уже сможешь встать.

— Только через неделю! — отозвался Чек, отвечая ей озорной улыбкой. — Хотелось бы уже сегодня.

— Какой быстрый! Другому на твоем месте целый месяц пришлось бы лежать.

— Да, но сегодня матч.

О том, что сегодня должен был состояться матч, знала чуть ли не вся больница. Личность левого крайнего «Сиренки» возбуждала у окружающих не только интерес, но и симпатию. Маленького пациента ежедневно навещали мальчишки с Воли, тетя Франя, мастер Сосенка, пан Лопотек. И вообще горячность, с какой мальчик повествовал о своей команде и о приближающемся матче, могла бы любого приохотить к футболу.

В этот день в больничных палатах с самого утра толковали только о матче. Больные разделились на два лагеря: один стоял за «Сиренку», а другой — за «Амброзиану», второго участника финального соревнования. Не нужно добавлять, что сторонников «Сиренки» было значительно больше. За «Амброзиану», болел только один каменщик со сломанной ключицей да продавец из магазина, которому упавшим ящиком с помидорами размозжило палец на ноге. Тут сказывался местный патриотизм — оба болельщика жили в Праге, которую и представляла на зеленом поле славная «Амброзиана».

Отходя от кровати Чека, сестра поддразнила:

— Без тебя твоя «Сиренка» проиграет.

Мальчик приподнялся на локте:

— А вот увидите, что не проиграет! Пан Вацек прекрасно их натренировал.

— А у тебя только мяч в голове, — укорила сестра.

— Нет, не только мяч, — защищался парнишка. — Я ведь после каникул пойду в школу… — И вздохнул.

— Тебя это огорчает?

— Немножко есть… Ведь еще неизвестно, как будет со школой. Не знаю, все ли в голове осталось на месте после моего полета.

— Не горюй, все в порядке. Может, даже еще лучше стало… — пошутила сестра.

Манюсь, закрыв глаза, погрузился в свои мысли. В больнице времени для размышлений было сколько угодно. Можно было путешествовать с улицы на улицу, странствовать, не завися от времени, рассуждать до отказа с кем хочешь, переноситься в мир мечтаний. Мысли неслись быстрой рекой.

До недавних пор мальчик ненавидел Королевича, ежеминутно готов был на стычку с ним. А теперь, когда узнал от ребят, что Королевича отправили в исправительный дом, он даже немного пожалел его. Да, нет Королевича — и весь «Ураган» разлетелся. Нет и их опекуна. «Шефа» арестовали где-то в Грохове, а Ромек Вавжусяк еще скрывается. Но и его скоро поймают. Разлетелся могучий «Ураган», команда, само название которой вызывало страх у мальчишек с Воли.

Зашелестела газета, и Манюсь открыл глаза. Его сосед слева, молодой токарь с Жерани, перевертывал листик «Жиця Варшавы».

— Тут, Чек, пишут о тебе, — заявил он.

— Наверное, редактор Худынский, — отозвался мальчик почти равнодушно. — Прочитайте, пожалуйста, — попросил он, однако, через минуту.