Вот так братья Кулаевы спокойно жили в доме на улице Асканова в трехкомнатной квартире со своими женами и детьми и платили 45 евро в месяц. С арендодателями встречались, вместе смотрели кино и бокс по телевизору, по обычаю угощали друг друга по четвергам конфетами, яблоками и пирогами.
Жили братья неброско, помогали убирать картофель, всегда ходили на молитву и на похороны местных религиозных лидеров. 15 июня, за 6 дней до нападения на Назрань и за 77 дней до захвата заложников в Беслане, братья вдруг исчезли из деревни. И Нур-Паши вместе с женой и двумя детьми, из которых младшему всего несколько недель, и Хан-Паши с женой и ребенком. На последней неделе они находят пристанище в расположенном неподалеку гнезде повстанцев Пседах, на улице Энгеной-2, что сразу за кладбищем в конце неасфальтированногго тупика. 4 марта 2004 года именно на этой улице российский спецназ убил пятерых чеченских боевиков в доме, по самую крышу набитом оружием. И когда спецназовцы на следующий день окружили в Старом Малгобеке на улице Запада, дом #102 и перестреляли пятерых чеченцев, проникших в Ингушетию, уйти удалось только тому, кто дал этим людям кров – Исе Торщхоеву, 36 лет, судимому за грабеж.
И Торшхоев 1 сентября утром объявляется с одним родственником в спортзале в Беслане. Как и братья Кулаевы, как Цечоевы и другие выходцы из Малгобекского района, они давно решили объявить войну государству.
Правительственный самолет с московским педиатром и переговорщиком Леонидом Рошалем на борту прибывает с опозданием. Полет врача и президентского уполномоченного был не из спокойных. Непогода над Северным Кавказом, грозы, заставили пилота петлять. Перед терминалом владикавказского аэропорта, от которого до Беслана ближе, чем до столицы, ждет машина североосетинского правительства. Она везет Рошаля в город, в здание антикризисного штаба. Там как раз слышится радостное сообщение главы осетинского парламента Мансурова, поступившее и к нему из лагеря ФСБ: штурма школы не будет.
Врач Лариса Мамитова возвращается в спортзал. Ей поручено водить детей в туалет. Режим захватчиков без разбору угрожает расстрелом всем: и мужчинам, и женщинам, и детям. Они приставляют стволы винтовок кому ко лбу, кому к горлу – только потому, что кто-то повернулся или потому, что заплакал грудной ребенок. Но Мамитовой сейчас они дали пакетик со сникерсами, изюмом и детским питанием в порошке. Детям, в отличие от мужчин, в первый день разрешали пить воду в раковинах и раздевалках по обе стороны спортзала.
Тем не менее, грудные дети ревут. Когда этот гвалт террористам надоедает, они выгоняют матерей с грудными детьми из зала в раздевалки между малым и основным залом. Мамитова просит матерей покормить детей. Они пробуют это сделать. Но не получается. Они кладут детей на лавки и поют им, чтобы они заснули. Все-таки многие из детей ночь напролет кричат.
Лариса Мамитова сидит всю ночь рядом с тем террористом, что держит ногу на пружине взрывателя. Он сидит в углу зала на стуле, ногу держит на детонаторе. Когда террористы меняются, всегда подходит третий и детонатор держит рукой. Мамитова говорит им, чтобы были осторожны. Она всю ночь наблюдает за террористом на стуле и умоляет его, чтобы он не заснул.
Над школой разразилась гроза. Гремит гром, сверкает молния. Струи дождя лупят по окнам спортзала. Через разбитые окна проникает прохладный воздух. Он немного смягчает душную жару в зале, заложники стараются дышать как можно глубже. Воздух пахнет дождем, от него во рту вкус воды.
Переговорщик Леонид Рошаль набирает на своем телефоне номер террористов, засевших в школе. Он нажимает на кнопку связи, звонок проходит и слышно: "Алло!". Голос мужской, он спокоен и расслаблен.
Рошаль называет себя и не спрашивает, как зовут его партнера. Этого он так никогда и не узнает. Голос на другом конце провода диктует Рошалю правила переговоров:
"Если мобильник отключите – расстреливаем заложников. Если мобильник включен, а вы к телефону не подходите – расстреливаем заложников. Если заметим снаружи движение или солдат – расстреливаем заложников. Если вырубится свет – расстреливаем заложников".
Рошаль перебивает:
"Нельзя же расстреливать людей только из-за того, что свет выключился. Вы же знаете, как здесь в Северной Осетии: здесь свет постоянно отключается по самым ничтожным причинам".
После недолгого размышления террорист отвечает: "Даем три минуты, если отключится свет. Если после трех минут света не будет – расстреливаем заложников. И еще: если попробуете один подойти к школе, и вас расстреляем. Только вместе с президентами Северной Осетии и Ингушетии". Рошаль пытается начать переговоры, но собеседник на другом конце вдруг кричит: "Пошел ты на …. жидовская морда, ты один нам на … не нужен! Двадцать шагов в направлении школы пройдешь – будешь труп!" После этого Рошаль людям в штабе говорит: "Но это совершенно какие-то звери. По сравнению с ними Бараев был цыпленок". Мовсар Бараев – это тот, что командовал захватом заложников в московском музыкальном театре, где шел Норд-Ост.
ВТОРОЙ ДЕНЬ ЗАХВАТА ЗАЛОЖНИКОВ
2 СЕНТЯБРЯ
Казбек Дзарасов, худой и длинный, сидит в коридоре. Через щели баррикады проникает утренний свет. Ноги, руки и все мышцы болят от мучений прошедших суток. Но пора опять работать. Начался второй день захвата заложников. Время ползет медленно, как улитка.
Дзарасову приказано вернуться в класс #16, куда он ночью относил убитых и раненых. Сейчас, утром, раненые тоже мертвы. Но не от ран они скончались. Дзарасов видит стреляные раны на головах и телах. Он вспоминает, как слышал выстрелы именно с этого направления, из 16-го класса. В его душе все переворачивается. Но на лице маска – тихое добродушие, никакой агрессии.
Террорист торопит: нужно восемь трупов отнести на второй этаж, в кабинет литературы. Дзарасов знает этот кабинет. Он всю школу хорошо знает. Он сам закончил десять классов в школе #1, он знает, как куда пройти, где какие лестницы, где какие закоулки.
Одно за другим, Дзарасов и другой заложник несут тела наверх, забирают из того класса, где кладут эти тела на двери. Чтобы выйти, дверь приходится наклонять. Потом пару шагов до лестницы и там начинается коридор, ведущий в спортзал, оттуда наверх, снова пару шагов назад по коридору. Коридор слишком узкий. Дверь все время ударяется углами о стену, тела соскальзывают. В кабинете литературы уже лежат убитые, некоторые из них в левом углу лицами к окнам, одно тело лежит у двери.
На втором этаже тоже оживленная деятельность: и здесь террористы ходят по коридору, они возбуждены, несут оборудование, оружие, ящики с боеприпасами. Откуда и куда – понять невозможно. Неясно, что, собственно, в эти ничем не занятые часы они вообще делают, но движения много. Они все время бегают, вид у них занятый.
Неся последний труп из класса 16 наверх, Казбек опять думает, что, видно, пришла его очередь умирать. В этот момент он вовсе в этом не сомневается. Грязная работа сделана, он и другой заложник – лишние свидетели, террористам проще всего их убить.
Но работа еще не завершена. Под дулом ружья Дзарасова заставляют выбрасывать трупы из окна. Сейчас примерно 10 утра. Он и не старается сделать работу быстро. Он затаскивает тела на подоконник, старается на них не смотреть, особенно избегает смотреть на лица, просто двигает их вперед. Он толкает их, пока они не выпадают из окна. Пять раз подряд он это проделывает. Пять трупов он выбрасывает на улицу Коминтерна. И здесь неожиданно для него террорист говорит: "Идем вниз, пошел в спортзал! У тебя там семья что ли? Молись своему богу!"