— Будет видно, — хмыкнул Двадцать Шестой и посмотрел на Спайка: — Держись, приятель. Потерпи еще немного, — он почесал псу темную, пластиковую маску между ушек, и пошел за Риппом.
Рипп прошел мимо Двадцать Шестого, достал продолговатое устройство из отсека на своем животе, и воткнул в асфальт. Робот нажал одну единственную кнопку на крышке прибора, и из него вырвался луч бирюзового света, который тут же растянулся, как волейбольная сеть от стены до стены. Затем, Рипп повторил процесс, но уже с подворотней слева. Проход во дворы справа, он оставил без силового поля, и заковылял туда.
— Что ты сделал?
— Хм, — Двадцать Шестой уже был готов к саркастичному ответу, и Рипп полностью оправдал его ожидания, — как думаешь? Что будет делать шайка рыскающих шавок, когда услышит чуть ли не взрыв в соседнем дворе? Ты ведь не мог приземлиться потише? М?
— Я так понимаю, оставив ход справа открытым, ты надеешься сбить их с толка, заманив в левый двор, так как он закрыт?
— Молодец, соображаешь. А раз ты, солдафон, думаешь вот так будучи умнее их, то бьюсь об заклад, что эти идиоты будут рассуждать так же узко и попрутся разрывать силовое поле там, где нас нет и не было. Но я отвлекся, иди за мной, тут недалеко.
Роботы молча направились в путь. Рипп шел медленно, словно сомневаясь, туда ли вообще шагает. Однако, Двадцать Шестой обратил внимание, что ржавый ученый идет не глядя вперед, его око направленно вниз, а сам он что-то бормочет под «нос».
Спустя пару минут, вдали послышался шум. Солдаты прибыли на место происшествия. Как и предположил Рипп, они не побежали туда, где отсутствовала защита, поэтому суматоха начала отдаляться от беглецов так же быстро, как и они сами от нее.
Наконец, Рипп остановился и поднял голову.
— Пришли.
Двадцать Шестой огляделся вокруг. Переулок казался до боли знакомым. Его полуразрушенные дома вызывали в памяти далекие события, которые витали перед глазами размытыми образами, цеплялись за «язык», готовые сорваться, но все никак не могли обрести нужной формы и слов. Рипп осторожно двигался вперед, наступая на осколки красного стекла. Очередная вспышка мелькнула перед глазами. Разбросанные доски и кусок бежевой ткани с темным, масляным пятном наконец создали нужную картинку из прошлого. Чтобы убедиться в ее достоверности, Двадцать Шестой остановился посередине улицы и повернул голову налево.
— Магазинчик Масляного, — сказал он, когда увидел свернувшиеся хлопья крови на стене. — Они не отмыли останки того бедолаги, которому Шестнадцатый снес голову.
— А зачем? Теперь это некий мемориал, точнее, предупреждение, что не стоит шутить с правительством. Сюда, к слову, так же приносят запчасти и кладут у стены.
— Но ведь у роботов не должно остаться воспоминаний об этом случае. Мы их стерли, к тому же, человека убили уже после того, как их сознание подкорректировали. Зачем им приносить сюда детали?
— Так они и не человека поминают, юнец, а тех, кто пострадал тут от ваших рук. Да, роботы могут не помнить, что ваши мерзкие ручонки шарились в их мозгах, однако, эхо остается. Реальность просачивается сквозь иллюзию. Понимаешь, энергия не уходит в никуда, она обретает новую форму. Так и тут. Они не помнят одного, но некий призрак напоминает им о чем-то туманным образом, который приводит их сюда. Вот машины и отдают дань павшим, хотя и не понимают кому и почему, — Рипп призадумался и подошел к мемориалу. — К слову, весьма кстати. Может пригодиться, — он присел, разгреб металлолом, выбрал нужные ему железяки и спрятал в свой отсек.
Дверь, которая располагалась за давно разрушенной палаткой Масляного, была открыта. Двадцать Шестого немного резануло недовольство тем, что отряд зачистки не работал вовсе. Тем не менее, это играло им на руку. Роботы прошли внутрь, и солдат обратил внимание, что помещение никто не тронул. Оно продолжало освещаться тусклыми свечами в канделябрах, и, казалось, что винтовая лестница была даже чище, чем в прошлый визит. Затхлый запах отсутствовал, вместо него датчики Двадцать Шестого улавливали частички скатола, который пробрался к поверхности, скорее всего из-за отсутствия двери внизу.
— Дерьмо из ямы не вычистили, — произнес робот вслух.
— Чего? — отозвался Рипп.
— Скатол. В прошлый раз мы так же улавливали его. Я…, — Двадцать Шестой притих, с ностальгией вспомнив, как умудрялся шутить в присутствии Шестнадцатого. Ему подумалось, что это было очень давно, хотя в действительности не прошло и месяца. — В общем, здесь была громадная яма с дерьмом, в котором сражались за еду люди. Судя по тому, что скатол исходит их фекалий, предполагаю, что они до сих пор тут.
Рипп как-то странно хмыкнул, и ничего не ответил.
Когда путники достигли цокольного этажа, и прошли сквозь дверной проем, Двадцать Шестой замер, от удивления чуть не выронив Спайка.
Яма была засыпана, а окружающая ее плитка, где некогда топали и завывали разгоряченные роботы, содрана. Бывшую арену сменило поле желтых цветов. Их крупные бутоны возвышались над землей, как кучка китайских фонарей в ночном небе. Пыльца, вырывавшаяся наружу, создавала впечатление, будто в воздухе летают стайки светлячков, создающих на потолке золотистые переливы.
В этот раз Двадцать Шестой ошибся, и припомнил свою шутку из прошлого, когда предположил, что скатол может исходить от цветочной поляны. Это воспоминание ударило его в грудь, и он слегка пошатнулся, потерял равновесие и преклонил колено. Не понимая, что происходит, он аккуратно положил Спайка на цветочный ковер и схватился за голову. Рипп подошел к нему и похлопал по спине.
— Очеловечился, юнец?
— Моя чувствительность…
Рипп постучал по виску робота и выдал диагноз: «Твой индикатор сломан».
— Что это значит для меня, в таком случае?
— Ты не можешь контролировать эмоции. Теперь они могут скакать, как им вздумается, в зависимости от твоего восприятия. Ты можешь симулировать злость, радость, грусть внутри, а они выплеснут все наружу. Собственно, как и у людей. Но это странно, я ни разу не видел, чтобы индикатор выходил из строя. Обычно, такого не случается, но, видимо, произошло нечто настолько выдающееся, что программа не справилась. Что ты увидел?
— Преддверие смерти, — не задумываясь ответил Двадцать Шестой и посмотрел на тело пса, вид зияющей раны которого резанул его глаза подобием боли так, что изображение зарябило. Робот схватился за лицо и постарался проморгаться. — Рипп, помоги ему, пожалуйста.
— Я как раз планировал, — ответил ученый, и отошел к дальней стене. Он коснулся палпада, и кирпичика рядом с ним разъехались в стороны, открыв еще одну тайную комнату. Белый, больничный свет, вырвавшийся оттуда, и блеск металлических тарелочек, ясно дали понять о том, что за дверьми находилось мини-лаборатория. — Что ж, повезло. Ее не нашли, все инструменты на месте. Неси больного сюда, солдатик.
Когда Двадцать Шестой занес Спайка в лабораторию, он обратил внимание, что на маске пса мигает оранжевая лампа, свидетельствующая о том, что он находится в режиме энергосбережения. Робот потянулся к кнопке, чтобы запустить товарища, но Рипп влепил ему пощечину.
— Ты в своем уме, идиот?! — крикнул он. — Не смей ничего трогать и клади его на стол. Все, кыш отсюда! Я позову, как закончу.
В недоумении, Двадцать Шестой ступил за порог, и кирпичная стена тут же захлопнулась перед ним. Он повернулся к ней спиной, прислонился и сполз на пол, запрокинув голову. В какой-то момент, робот поймал себя на мысли, что его щека стала теплее. Дотронувшись до нее, ничего, кроме холода, не отозвалось в его датчиках. Показалось, подумал он, и закрыл глаза.
— Как дела? — послышалось в темноте. — Не открывай свои камеры, иначе должного эффекта не получится.
— Тэс?
— Угу.
— Что происходит, Тэс? Почему я…чувствую?
— Не могу сказать.
— Это побочный эффект Дивизофикации?
— И да, и нет. Я бы сказала: все и сразу.
— Я боюсь, Тэс.
— Чего, глупый?
— Спайк. Мне кажется, что это конец.
— Почему ты так думаешь?
— Не знаю, — он помотал головой, — словно это уже было. Будто, я видел и знаю, что случится. Когда Шестнадцатый избивал его, на мое виденье наслоилась картинка. Сперва подумал, что это просто глюк, но, если задуматься хоть чуток над тем, что произошло внутри меня, предполагаю, что увидел воспоминания Августа. Человек был хозяином не только мне. В их семье имелся пес, и…его имя — Спайк. Я назвал так своего друга, потому что не знал других имен, и мне казалось, что это приблизит меня к чему-то человечному, ведь быть безымянным неправильно. Но теперь, складывается впечатление, что все не с проста. Было ли имя «Спайк» моим собственным желанием, или я просто повторял то, чего хотел Август, заточенный в глубинах сознания? Может, таким образом, он хотел пережить жизнь со своим псом еще раз, но судьба прямо сказала, что так нельзя, и в очередной раз отнимает любимца, — Двадцать Шестой обхватил колени руками, и опустился на них лбом. — Делает ли это меня посредником жесткости судьбы? Или я просто выполнял собственную волю? Есть ли она у меня вообще? Кто я такой, Тэс?! Август или сторонняя личность, которая сформировалась в неведении, на основе прожитой жизни?!