Лиззи слабо дёрнула головой.
— А если… если…
— Да?
Лиззи повесила голову.
— Ничего. Я хочу домой. Я не хочу в Америку. Я никого там не знаю. И там не будет мамы…
— Мама всегда будет с нами, ведь она пишет нам письма, — слабым голосом возразила Мэри.
Лиззи глотнула кофе и выбралась из-за стола.
— Но ведь это совсем не то, что было, когда мы жили с ней, — сказала она, — когда мы жили с мамой, она была рядом. А теперь только ты и пишешь ей письма и читаешь мне вслух её ответы, но я не вижу этих писем, ты даже не позволяешь мне подержать их в руках!
— Я читаю тебе их, — беспомощно пробормотала Мэри.
— Я хочу с ней увидеться, — настойчиво сказала Лиззи. — Когда я вчера висела над канатом… я подумала, что все эти слова о непотопляемых кораблях, о том, что мы знаем море, что машины могут всё, на самом деле такие глупые… я подумала о маме и о том, что больше никогда не смогу её увидеть… — она всхлипнула, — и мне стало страшно… так страшно…
— Но ведь теперь ты на корабле, и тебе точно нечего бояться. Всё хорошо, Лиззи. Когда мы приедем в Америку, я постараюсь найти способ перевезти и маму. Мы снова будем жить вместе, там, где нас никто не знает. Я буду работать, ты — учиться, и однажды, быть может, станешь врачом, как хочешь…
Лиззи сухо улыбнулась.
— Я не хочу больше быть врачом, — сказала она.
— В любом случае, ты будешь учиться, — торопливо пробормотала Мэри, — как ты и хотела. А мама будет отдыхать и любоваться Нью-Йорком из окон нашего нового жилища… Ей не нужно будет трудиться и волноваться, она никогда не будет больше плакать и беспокоиться…
Лиззи опустила голову.
— Почему ты не перевезла её сразу?
Мэри замялась.
— Дело в том, что… я не смогла бы уговорить мистера Флэнагана приобрести ещё один билет. Он оказал мне огромную милость, когда согласился оплатить поездку для меня и для тебя. Мы едем в роскошных условиях, Лиззи, и всё это — благодаря мистеру Флэнагану, у меня не было права злоупотреблять его щедростью. Но ты не должна волноваться: когда мы прибудем в Америку и немного обживёмся, я куплю для мамы билет. Возможно, это тоже будет «Титаник».
— А мама согласится переехать?
Мэри ответила без запинки, глядя поверх головы сестры:
— Конечно, она с радостью отправится к нам. Ведь, Лиззи, она тоже по тебе скучает.
— А по тебе — нет? — тут же придралась Лиззи.
— И… по мне, — с вымученной улыбкой выдавила Мэри.
Лиззи, хотя и бодрилась, как Мэри была уверена, пребывала в унынии. Она устало протащилась в каюту и сразу же улеглась спать, по-детски свернувшись в клубок на огромной постели. Мэри с трудом удалось отобрать у неё бушлат мистера Уайльда, который Лиззи, очевидно, уже считала своей собственностью.
— Мистер Уайльд не отдавал его тебе навсегда, — сказала Мэри, — нужно вернуть.
Лиззи неохотно выпустила бушлат. Закутавшись в одеяло, она сунула голову между подушек и затихла. Мэри оставалось лишь покинуть Лиззи в надежде на то, что её дурное настроение вызвано недавним потрясением. Только, конечно, Мэри была достаточно сообразительной, дабы понимать, что Лиззи носила тревогу и боль внутри ещё до того, как поднялась на борт «Титаника».
Она давно спрашивала Мэри о матери, о том, почему они покинули бедную вдову, почему Лиззи не дозволено самой писать и отправлять письма. И Мэри собиралась однажды рассказать Лиззи всё — но «Титаник», как она считала, был наименее подходящим местом для таких откровений.
До предполагаемого времени пробуждения Флэнаганов оставалось немногим больше часа. Мэри бестолково повертела тяжёлый бушлат мистера Уайльда и зашагала прочь. Она не умела ориентироваться: ни в замкнутых пространствах, ни на открытой местности, поэтому у неё не было совершенно никаких гарантий, что она сумеет набрести на мостик, а, тем более, попасть туда. Более того, Мэри не могла быть уверена, что застанет на мостике именно мистера Уайльда.
Дабы не привлекать лишнее внимание, Мэри аккуратно сложила бушлат, укутала его шалью и отправилась на палубу. На прогулочной её части было совсем мало людей: возле бортов застыли лишь несколько юношей с вычурными тростями, семейная пара, супруга врача, невеста журналиста и мисс Мэйд. Обе товарки мисс Мэйд неистово стали пихать ту локтями, стоило Мэри показаться на палубе, и мисс Мэйд, обернувшись, неловко шагнула назад. Наверное, она могла бы даже вывалиться за борт, если бы подруги не удержали её. Мэри обвела мисс Мэйд уничтожающим взглядом и с подчёркнутым пренебрежением повернулась к ним спиной.
«Если долго идти, куда-нибудь ты обязательно придёшь», — обнадёжила себя Мэри и пустилась на поиски.
Ради того, чтобы достичь заветного мостика, Мэри даже отважилась воспользоваться лифтом. Когда тяжёлые дверцы захлопнулись у неё за спиной, она вздрогнула и обняла себя за плечи. Действительно, её как будто замуровали в гробу, и она ловила себя на том, что с замиранием сердца ждёт, когда сверху посыплется земля.
Тем не менее, лифт без всяких сложностей доставил Мэри именно туда, куда ей было нужно — наверх. И уже наверху Мэри застала столь удивительное зрелище, что едва было не выронила свою шаль с секретом.
Прямо навстречу ей уверенным шагом двигалась группа людей, возглавляемая капитаном. Капитан был человек видный: высокий, крепкий старик с седой бородой, с чуть прищуренными спокойными глазами, живыми и блестящими. В этих глазах энергии было столько, что хватило бы и на юношу. Капитан шагал тяжеловесно, но быстро и уверенно, и оглядывал корабль по-хозяйски, даже с какой-то любовью, которую можно было назвать сродни отеческой.
Сразу за капитаном гуськом тянулись трое его помощников. Ни одного из них Мэри прежде не видела, да и вообще, они все казались ей одинаковыми: тёмная форма, блестящие пуговицы, начищенные фуражки, расцвеченные сиянием солнца. И только один из всей этой группы явно не был из числа моряков; Мэри сразу обратила внимание именно на него.
Этот человек, судя по одежде — явно джентльмен, с заинтересованным, нетерпеливым, внимательным взглядом блестящих глаз, лучился такой энергией, что, казалось, если бы он был паровыми установками «Титаника», корабль развил бы феноменальную скорость. Человек пытливо, быстро осматривал корабль, задумчиво кивал и что-то коротко отвечал капитану.
Мэри посторонилась. Немногие скучающие пассажиры сбились в кучки на почтительном расстоянии от команды. Женщины перешёптывались, мужчины заинтересованно оглядывали капитана и всех его спутников. От внимания Мэри не укрылось, что несколько девушек, которые жались небольшой группкой друг к другу, глаз не сводили с одного из помощников. Девушки краснели, придушенно хихикали и толкались локтями: их, очевидно, не интересовал никто другой из членов экипажа, кроме этого моряка. Он же держался с редкостным достоинством и на девушек не смотрел, хотя те скучились так близко, что он должен был их услышать.
— Давайте спустимся ниже, — предложил человек в штатском.
Мэри прижала к груди злополучную шаль.
«И где же тогда мистер Уайльд? — с тревогой подумала она и снова придирчиво поглядела на каждого из членов экипажа, что медленно проходили мимо неё. — Хотя… даже если бы он здесь был, разве это мне помогло бы? Я не могу подойти к нему и отдать эту вещь! Что обо мне подумают? Что подумают о мистере Уайльде?»
Когда экипаж, сопровождаемый энергичным человеком в штатском, миновал её, Мэри ощутила, что за ней наблюдают. Мэри отвернулась и ещё крепче прижала к себе шаль; кровь у неё как будто воспламенилась. Странный спутник капитана, так свободно обращавшийся с ним, отвёл от неё взор и, наконец, отвернулся. Девушки неподалёку тут же захихикали во весь голос и закружились, словно пьяные.
— Вы видели? Видели, это же был мистер Боксхолл! — весело взвизгивали они.
Мэри покачала головой. У неё в ушах всё ещё шумела кровь. Никакого желания признавать это она в себе не наблюдала, но, кажется, ей действительно не удалось бы сегодня вернуть мистеру Уайльду его вещи — да и вообще вряд ли она хоть когда-то смогла бы это сделать.
С тяжёлым вздохом Мэри опёрлась об ограждение и повесила голову. Свежий ветер трепал ей волосы, и она была бы по-настоящему рада, если бы этот ветер выгнал тяжёлые мысли — но то было не в его власти. Берега Америки были ещё слишком далеки, а проблемы, от которых надеялась сбежать, напротив, надвигались, наваливались, грозились раздавить.