— Сидим, отдыхаем, — благостно ответил Ной. — Садись и ты, сынок, подыши воздухом.
— Воздухом! — почему-то зло произнес Иафет и кубарем скатился по ступенькам.
Смотритель кинулся его подбирать. Иафет, лежа лицом в землю, что-то рычал в ответ невнятное и отмахивался…
(даже скорее отбивался)…
от помощи.
Так началось то, что Смотритель впоследствии окрестил «Великим Послепотопным Свинством». Потерявшие контроль над собой и своими эмоциями шумеры как мужеского, так и женского пола…
(было их всего семеро, а ощущение у Смотрителя осталось — как от толпы алкоголиков)…
дрались, ругались, плакали, безумно хохотали, засыпали, пробуждались, выпадали на некоторое время из реальности. Хорошо, Ной…
(восьмой)…
не видел всего этого. Он как заснул на крылечке, привалившись к перилам, так и проспал почти до утра, пока Смотритель, вымотавшийся от борьбы с распоясавшимся семейством, не додумался затащить его, дрожащего во сне от холода, в дом.
Кстати, о борьбе. Выполняя роль медсестры или медбрата, Смотритель сам валился с ног, но не от опьянения, а от усталости. Мужчины и женщины семьи выдали невероятное количество энергии, которая проявлялась крайне своеобразно.
Сим зачем-то полез на крышу дома, пришлось его оттуда снимать, чтобы он не грохнулся вниз и не сломал себе шею.
Хам и Мара, в обычном состоянии мило сюсюкающие друг с другом, решили вдруг заострить внимание друг друга на каких-то не проясненных фактах собственных биографий: у каждого нашлись в прошлом темные пятна, что и стало поводом для истошных криков и взаимных тасканий за волосы.
Иафет и Зелфа, наоборот, впали в романтику и бегали друг за другом, играя в салочки, спотыкались о невидимые в темноте кочки и камни, падали, поднимались, не обращая внимания на ушибы, бегали снова, а в итоге где-то затихли. Не в доме.
Руфь с Сарой делали тщетные попытки соблазнить Смотрителя, демонстрируя ему интересные части тел…
(вот уж чего не ожидал от шумерских женщин, всегда и во всем являющих собой образец высокой нравственности)…
и привлекая его непристойными откровенностями. Смотритель и рад был бы обратить на все это внимание, но не имел физической возможности — слишком за многими нужно было следить…
К рассвету первичные опьяневшие выбились из сил и заснули мертвецким сном — кого где оный застал. Смотритель кое-как растащил их по законным местам, лег сам передохнуть. Но сон не шел.
Начинался рассвет. Солнце, еще прятавшееся за вершинами, окрасило край голубого неба в розовый цвет, с гор подул мягкий и теплый ветерок, облака разошлись, и день впереди не предвещал непогоды. Было красиво и удивительно спокойно. Если б только не храп с четырех сторон — слава Царю Небесному, что хоть женщины спали бесшумно.
Вдруг в нестройном, но громком хоре храпящих образовалась звуковая лакуна…
(говоря просто, один умолк)…
и проснувшийся Ной хрипло сообщил:
— Ну и винцо… Видать, все же перебродило…
Смотритель обернулся к нему, не забыв «включить» улыбку:
— Ты как?
— Чувствую себя… рассыпавшимся на куски,
— Бывает. Пройдет. Съешь что-нибудь кисленькое.
— Бывает? — Ной нашел в себе силы удивиться неаккуратной реплике Гая.
— Ну… в смысле, сочувствую, — поправился Смотритель, уповая на то, что Ной в своем нынешнем состоянии не станет заострять внимание на его «бывает».
Как это может «бывать», если раньше вино никогда никого не пьянило? Хранители Времени — они что, особенные?..
— А ты почему такой бодряк?
— Я… — Смотритель только успел открыть рот, еще ничего не придумав в объяснение, как Ной его перебил:
— Ну да, верно… ты же Хранитель Времени.
Смотритель не стал уточнять, где Ной узрел связь между уникальным даром Хранителя и восприимчивостью к спиртному. Сказал — и ладно.
Немного побродив по дому, Ной так и не нашел, чего бы кислого ему выпить, и подсел к окну рядом со Смотрителем. Его еще чуть-чуть пошатывало, но взгляд стал ясен: опьянение прошло, осталась лишь слабость.
Смотритель решил: говорить нужно сейчас, Или не говорить вовсе.
— Ной, я хочу тебе кое-что сообщить. Ты в состоянии воспринимать длинные фразы?
— Да, вполне. У меня даже голова как-то чище внутри стала, так забавно… Только вот подташнивает малость. А о чем ты хотел поговорить?
— Скажи, ты помнишь, как мы начали пить вино?
— Да. Отчетливо. А не должен?
— Погоди. Как дуреть начали, помнишь?
— Еще бы!..
— А что было дальше?
— Дальше… э-э… да смутновато как-то…