Гера мёртв, а я убил человека.
Только тут отпустил туманивший разум шок, и получилось осознать всю глубину разразившейся катастрофы.
Гера мёртв! Пусть я не видел его последние два года, но до того общался чуть ли не каждый день. Дружил с ним, ссорился, иногда даже дрался. Играл в хоккей и футбол, в карты и «банку», сидел за одной партой и трепался на переменах, пока Гера не ушёл после восьмого класса в ПТУ. Да и после — вместе пили, ходили на стрелки, в качалку и кино. А сейчас его не стало. Умер. Погиб.
И до кучи я убил человека. Может, и раньше в кого-то попадал, но впервые застрелил едва ли не в упор. Застрелил — и хрен бы с ним, но ведь могут и найти! Не менты, так бандиты, не одни бандиты, так другие. И пронзительное осознание этого напугало буквально до икоты, словно всё случилось не далее пяти минут назад. Будто время с момента перестрелки ужалось до считанных секунд.
Плохо, плохо, плохо. Ой, как же всё это плохо…
— Серый! — одёрнул меня Рома. — Уснул, что ли? Наших видел кого, спрашиваю?
— А? — встрепенулся я, усилием воли отогнал дурные раздумья и кивнул. — Да, видел. С Герой бухали вчера. Ещё Андрюхе Фролову звонили, но ему в ночную смену было, не пришёл.
— Они где трудятся?
— Гера сам по себе вертится, Дюша на трубном, — сказал я. — Стас Рыжов, говорят, на ханку плотно подсел. Лёня Гуревич у бати на подхвате, тот сборкой польской мебели занялся.
— Толстый как обычно при Лёне? — спросил Рома о закадычном друге нашего одноклассника, отпил пива и вдруг прищёлкнул пальцами. — Слушай, я же на вокзале в Москве Воробья встретил! Деловой стал, сил нет! Пальцы веером, сопли пузырями, носки в дырочку!
— Он чего в Москве забыл?
— Челнок же! Из Турции шмотки таскает. Говорит, в Лужниках вещевой рынок открывают, там торговать будет.
— Прямо на стадионе, что ли?
— Хэзэ.
Банки опустели, пришлось вновь становиться в очередь, но прямо перед нами на окошко нацепили листок с надписью «Перерыв». Толпа недовольно заворчала, кто-то из хвоста решил не терять время и попытать удачи на других точках. Мне никуда уходить и в голову не пришло. Литр холодного и почти неразбавленного пива подарил приятную расслабленность, хотелось накатить ещё и окончательно позабыть о случившемся, словно и не было ничего. А ведь если разобраться, то ничего и не было…
Мы с Ромой какое-то время перемывали косточки одноклассникам и вспоминали одноклассниц, а потом я не выдержал и стукнулся кулаком в киоск.
— Ну долго ещё ждать?!
Окошко приоткрылось, стала видна тётка, влезшая на табурет и шуровавшая в бочке с пивом деревянным веслом. Там же примостилось несколько вёдер, бутылка водки и пачка стирального порошка. Три в одном: дополнительный объём, крепость и пена.
Пива мне как-то резко расхотелось. Я поставил банки на полку перед оконцем и потянул Рому прочь.
— Пойдём лучше чего покрепче возьмём.
Но одноклассник замотал короткостриженой головой.
— Не, Серый, в другой раз. Ещё пересечёмся. А сейчас бежать пора. Давай, покеда!
Мы попрощались, и Рома зашагал в одну сторону, а я двинулся в другую. Дошёл до «Союзпечати» и купил четвёртый том собрания сочинений Рекса Стаута, озаглавленный «Если бы смерть спала». На сдачу выдали пятидесятирублёвую биметаллическую монету; серебристый обод, жёлтый кругляш — таких и не видел раньше.
Книгу я сунул за пояс, но не спереди, а сзади; так и приседать можно, и нагибаться, а выпасть — не выпадет, и руки свободны. Ну и не прицепится никто с дурацкими вопросами, типа: «Енот, ты в натуре читать умеешь, что ли?»
Как в воду глядел: во дворе соседней девятиэтажки, через который срезал путь, толпилось десятка два взбудораженных пацанов лет семнадцати-восемнадцати на вид. На ссору во время футбольного матча сходка нисколько не походила, как не напоминала она и разборки.
Тут и там мелькали знакомые лица, я приметил Санька и маякнул ему, а когда татарчонок подошёл, спросил:
— Что у вас за кипеш?
— Пацана убили.
На миг я опешил, но сразу сообразил, что речь идёт не о Гере, и уточнил:
— Это как?
— Да двое наших в двухэтажках у малолеток мопед отжали, а те шоблу собрали, похватали арматуру и за ними ломанулись. В посёлке нагнали, Таракан ноги сделал, а Шнурок мопед не бросил, решил на базаре с темы съехать. Ну его и замесили наглухо.
Я припомнил милицейский автомобиль в частном секторе, кивнул и спросил: