Встретились они через пару – тройку дней на дне рождения у друга общего друга. Она с осознанием того, что фригидная, он, что жизнь прекрасна, о женитьбе думать рано и этот вечер – доказательство тому.
Со всеми собравшимися в этой шумной весёлой компании они были знакомы довольно хорошо и не первый год. Но встречаться друг с другом или пересечься – не приходилось.
«Очень он интересный, если бы виделись – запомнила. Но по нему понятно, что он больше всего в нас ценит, а это не по адресу», – думала она. «Такая не может быть одна, но ничего не такие крепости брали…», – думал он.
Медленный танец. Встал, пригласил её. Удивились сами с себя, что не свободно держатся, а очень напряжённо и на таком расстоянии друг от друга, на котором уже с подросткового возраста во время парного танца не располагались. Он чувствовал, как неизвестно по какой причине и чего не было раньше, у него мелкой противной дрожью дрожали руки, дрожали очень ощутимо, и думал только о том, что она наверняка чувствует этот тремор. У неё в это время бешено колотилось сердце и так пересохли губы, что мысль была только о том, чтобы поскорее эта музыка закончилась. Так и двигались, молча, не в такт, неестественно. А песня всё звучала и звучала, и казалось, не перестанет звучать никогда.
Нет, случилось. Медленный танец сменился быстрым, заводным ритмом. Они стояли растерянные и не узнавали сами себя. Разошлись по разным сторонам. Попытались понять, что произошло, – не поняли.
Снова медленный танец. Она соскочила со стула и пригласила на танец первого попавшегося парня. Отлично всё! Обрадовалась, расслабилась. Танцевала с ним, довольно близко расположившись, танцевала, чувствуя своё тело, его, двигались ритмично, красиво. Ничего не билось, не пересыхало.
Он в это время танцевал с другой. Тоже всё в порядке, никаких проблем и трясучки.
Исподтишка наблюдали друг за другом. Стало смешно… Встретились взглядом…
Ушли с дня рождения вдвоём. Ушли задолго до его окончания.
В эту ночь она впервые испытала оргазм. В эту ночь она впервые хотела ещё. Он в эту ночь впервые уснул с той, с кем хотелось проснуться.
Бывают такие люди…
«Человеку недостаточно познать самого себя,
нужно найти также способ, с помощью
которого он сможет разумно показать,
проявить себя и, в конце концов,
изменить себя и сформировать.
Совершенный человек все ищет в себе,
ничтожный – в других».
Бывают такие люди, которым не надо ничего делать для того, чтобы нравится окружающим. Они просто, как-то ненавязчиво и без особых усилий для себя, покоряют всех и располагают к себе. Понятное дело, у кого-то и они могут изначально вызывать неприязнь, но это ненадолго. Это такая порода людей, – смотришь на них и не налюбуешься, слушаешь их и не наслушаешься. И кажется, что в их жизни всё так прекрасно и удивительно удачливо, что только они, избранные, заслуживают такой счастливой доли. Просто так, не за что, всего-навсего за то, что они есть.
Она всегда просыпалась с улыбкой. По воспоминаниям родителей с самого раннего детства. Сначала появлялась улыбка, а потом она открывала глазки. Так это и осталось до сей поры. Не то, чтобы она жила в каком-то придуманном иллюзорном мире, не видела реальности или избегала её, это была её стратегия: в общении с окружающими и в восприятии всего вообще, акцентировать внимание на хорошем, добром, заслуживающем внимания. Если не удавалось в ком или чём-либо разглядеть, обнаружить, отыскать то, что заслуживает внимание или интерес, не расстраивалась, переставала искать и принимала это как данность. Действительно, если бы всё и все были красивые, правильные, радовали только, то тогда как бы поняли, собственно, что это красиво, правильно и радостно? Для определения и существуют противоположности. С детства мир был поделён на две стороны: тёмную и светлую, добрую и злую. Когда ей приводили примеры из жизни, доказывающие, что не бывает всё только в белом или чёрном свете, пытались обратить её взор на то, что такой подход ничто иное, как юношеский максимализм, она терпеливо и молча, не противореча и не возмущаясь, не пытаясь отстаивать свою точку зрения, слушала того, кто считал своим долгом погрузить её в действительность, поубавить в ней ощущение счастья. Отец смотрел на неё и удивлялся, в кого она такая? И считал своим долгом повторять: «Ничего, люди меняются, посмотрим, какой ты станешь через несколько лет… Пока дома, с родителями, все вы такие беззаботные и видите только то, что хотите видеть, делаете то, что нравится. А жизнь – она не родители. Выживают те, кто твёрдо на ногах стоит, а не как ты, в облаках витают. Привыкла ты, что всё легко тебе, порхаешь, как бабочка, светишься, как солнечный зайчик, любят тебя все, но так не бывает долго, дочь, не знаешь ты жизни». Она не понимала, как реагировать на эти увещевания и во время прослушивания таких речей думала: «Что мне сделать теперь, заставить людей не радоваться мне? Сделать общение не приятным, а злобным? Школу бросить и работать пойти? Для чего он мне это говорит? И что значит, люди меняются? Меняются, понятное дело, но каждый сам решает в какую сторону измениться, что сохранить в себе, а от чего избавиться. Какими быть мы сами решаем, никто заставить и переделать не может нас». Мать усмехалась, говорила дочке, чтобы не слушала отца и упрекала его: «Совсем ты, отец, из ума выжил. Что говоришь ребёнку? Какой она жизни не знает? Что ей на войну, прости Господи, записаться? Это не хорошо, разве, что времена другие настали? Что счастливые наши дети с детства на всю жизнь? Времена-то какие замечательные! Не то, что наша молодость! Как проклятые пропахали всю жизнь, да и родители наши, как каторжные прожили, и то, вспомни, и они и мы находили радоваться чему, весёлые были, влюблялись, женились… Вспомни! Нет, грех жаловаться, да и мы счастливые тоже. Что заставляешь родного ребёнка плохое видеть и зло искать? Правильно, доча, радуйся каждому дню и каждому человеку, проще будь, понятней, вот и сложится всё!»