Фехтовальщик исчез из поля моего зрения так же внезапно, как и появился. Угрожающий ему кинжалом наперсник грузно повалился на землю, схватившись за грудь. Между пальцами его руки засочилась кровь.
Застигнутый врасплох, напуганный и оторопелый, я смотрел на то, как, шатаясь и хрипя, к нам медленно поворачивается Адэр. Его широкая ладонь была прижата к разрезанному горлу, из уголка губ по подбородку стекала пенистая алая капля. Глаза навыкате, лицо исказила гримаса боли и ярости.
— Ты… сволочь… Гай… ты… — оставив мысль незаконченной, Адэр рухнул на колени. Его взгляд, вцепившийся во врага в предсмертном усилии, желал ему мучительной и позорной кончины.
Я вздрогнул, когда глава Феб рухнул лицом вниз на каменный пол зала. Кровь, струящаяся из перерезанной артерии, стала собираться в глубоких трещинах между плитами. Крик застрял в моем горле, перехваченный очередным легочным спазмом. Впервые в жизни мне довелось стать свидетелем убийства.
Синедрион не простит им этого, я был уверен. Порешить на их глазах, в их священном доме двух честных людей, которые не дали повода для таких радикальных мер ни словом, ни взглядом… вряд ли это сойдет им с рук.
Фехтовальщик материализовался неподалеку от своего господина, становясь напротив Диса. Моего лица коснулся слабый ветер, и я понял, что все эти фокусы с исчезновениями и появлениями — не магия, а результат модернизации человеческого тела и десятилетий изнурительных тренировок. Воин передвигался так быстро, что мой непривычный к таким скоростям глаз, просто не мог проследить его траекторию.
— Я приказываю вам остановиться! — громыхнул голос служителя Синедриона. — И объясниться, Гай, глава Тиона!
— Эй, старпёр, — развязно отозвался всё тот же голос. — Не вмешивайся для твоего же блага. Я отчитываюсь только перед женой, а ты на нее ни разу не похож. Не психуй, это прогнившее место не по вкусу мне, я надолго здесь не задержусь, — он усмехнулся, убирая свою руку с моей головы, обходя меня, вставая напротив. — Никак не могу понять, Эла, что в тебе изменилось.
Поразивший меня столбняк не позволял поднять голову, потому я смотрел на возникшего передо мной человека исподлобья. Громоподобный пульс закладывал уши. Неприязнь, даже ненависть к убийце Адэра и его «правой руки» зрела, росла, крепчала под лицезрением движущейся крови, которая послушно повторяла узор всех трещин и выбоин в камне. Это зрелище нагнетало давление в метафорическом шаре под названием «сдержанность». Стоило Гаю возникнуть в поле моего зрения, как шар этот лопнул. И я растерялся.
Беспощадный садист, чокнутый глава Тиона оказался молодым мужчиной лет двадцати пяти с непослушной шевелюрой волос цвета белого золота, стянутых на затылке в хвостик. Он был словно представителем редкой породы: высокий, пропорционально сложенный синеглазый блондин. Я даже допустил мысль, что его внешность — результат новейших технологий: Гай был вызывающе идеален. Его непогрешимость просто не могла быть сотворена природой. Той самой природой, которая испытывает такую слабость ко всему ассиметричному, неправильному, алогичному. Творения природы изобилуют изъянами, я по себе знал. Она еще не создала ничего идеального. Потому я так уставился на Гая, пытаясь разгадать тайну его появления в этом несовершенном мире.
— Кажется, ты усох, да? Новая диета? — насмехался он с абсолютно серьезным лицом.
Ага, хотелось мне ему ответить, пятнадцать лет на Земле играешь роль сироты-инвалида. Отличная диета. Очень советую.
На крики свидетелей и судей собралась охрана. Я видел краем глаза, как они толпятся в дверях, не решаясь приблизиться. Вооруженные до зубов солдаты тряслись от страха перед этим человеком, точь-в-точь как малые дети перед воображаемым чудовищем, облекшимся в плоть.
Значительно позже я узнаю, почему Гая прозвали Стокрылым. Еще не нашлось человека в мире, который мог бы его обогнать. Его реакция выходила за пределы даже здешних человеческих возможностей. Потому пушки были против него бесполезны, и вся эта набежавшая сюда гвардия была просто соблюдением предписаний, обычной формальностью, не больше. Они не могли бы этого парня даже просто поцарапать.
— Тц, еще немного и твой зам прожжет во мне дыру своим взглядом, — пробормотал досадливо Гай, продолжая смотреть на меня. — Он у тебя очаровашка, не спорю, но может ты скажешь своему псу не щериться на меня? Язык проглотил, э?
— Я тебе не брат, — заявил я в ответ хрипло, — чему я невыразимо рад.