Такую установку дал я себе, когда покинул салон машины, примчавшей нас под гостеприимные, вечно открытые двери «Марса» — огромного элитного клуба, эдакого любимого детища Гая, где нам и была назначена встреча.
Абстракция из металла и камня, наряженная в гипнотизирующий блеск колющих глаз огней, окруженная порочной многолюдной толпой независимо от времени суток.
Нас встретил управляющий роскошного заведения. Приветствие было вежливым, но профессионально холодным, после чего мы проследовали за этим человеком, к чьему вытянутому, лоснящемуся лицу приклеилось неприязненное выражение.
Ведя нас тайными тропами из зала в зал, от волнующего, эротически-напряженного транса к ритмичному, мрачному драму, управляющий сохранял молчание. Вероятно, такая сдержанность предписана местным этикетом. Как бы то ни было, я был слишком занят изучением места, в котором оказался, отчего разговоры казались мне излишними.
Не могу сказать, что я был в восторге, но «Марс» определенно поразил меня. Я не жалел, что побывал в этой элитной яме, куда попасть считается за счастье, но был уверен, что никогда не пришел бы сюда по доброй воле. И, конечно, я надеялся, что больше мне не придется топтать здешние полы.
В какой-то момент все мое внимание сосредоточилось на дверях, которые плавно разъехались в стороны после предварительного ввода сложной комбинации цифр и сканирования сетчатки глаза. Управляющий не переступил порога окутанного мраком помещения, но жестом дал нам понять, что оно — конечный пункт.
Комната, в которую я шагнул, была не слишком просторна, но обустроена с исключительным удобством и роскошью. Темнота рассеивалась приглушенным голубоватым сиянием мелких светильников, выстроенных в ряд на стенах. Та стена, что находилась напротив дверей была сплошь сделана из стекла. Скорее всего, звукоизоляционного и непробиваемого. Сделав еще один шаг в ее сторону, я увидел находящуюся за стеклом, внизу, арену, на которой безжалостно превращали друг друга в мешки с киселем из дробленых костей, жил, мяса два гиганта. Бои без правил — любимое зрелище Гая.
Широкая, круглая арена была отгорожена лазерным барьером от толпы, разевавшей рты в криках, которые должны были означать нецензурные комментарии и ставки.
— Я заждался, — раздался в сумраке голос Гая. Хозяин Тавроса сидел ко мне вполоборота на софе. Рядом пустовала такая же софа. Между ними примостился изящный стеклянный столик. — Проходи, Эла. Присаживайся.
Наша встреча началась невероятно спокойно и тихо, чего я никак не мог ожидать.
Я послушно прошел, кидая быстрый взял на стоящего рядом со своим господином фехтовальщика. Его лицо показалось мне еще более безжизненным и бледным, чем ранее. Вдоль ближайшей к Гаю стены, не шевелясь и потому походя на мебель, расположились еще четверо телохранителей — могучие и неприкрыто угрожающие исполины. Не знаю, как на такую компанию отреагировали мои старейшины, а у меня по позвоночнику пробежал озноб.
Тестостерона в этой комнате было больше, чем на всей Земле.
Сев, я постарался выглядеть расслабленно, считая, что пока не сделал ничего, что давало бы мне повод нервничать. Гай так ко мне и не повернулся, любуясь поединком с аристократической холодностью, даже надменностью. Как божество, которому приносят жертву.
Дис и Олафер расположились за моей спиной.
— Смерть — довольно востребованный товар на рынке удовольствий, — заметил Гай, наблюдая за безжалостной бойней, слегка склонив голову. — Эти двое — профессиональные бойцы, тела которых, тем не менее, не подвергались изменениям. Лепить боевых рабов, как оказалось, — работать, себе в убыток. Их движения слишком быстры и точны, их бой непогрешим и безошибочен, как математическая формула. Их сражение нагоняет скуку. Причем не только на зрителей, но и на них самих. Ты не увидишь в глазах победителя триумфа, а в глазах проигравшего — страха смерти или ярости. Взгляни на Монаха, он форменный представитель этого снятого с производства вида. Идеальный боец, не знавший поражения. Поговаривают, что я клонирую ему подобных, чтобы создать непобедимую армию, с которой отправлюсь покорять Вселенную. Что за чушь, я никогда не посмел бы порочить Войну, принося ей в жертву бездушных андроидов.
Я посмотрел на фехтовальщика. Тот не двигался, не переминался с ноги на ногу от усталости и не сутулился. Лишь иногда он медленно моргал.
Почему именно «Монах», спрашиваю.
Вопрос заставил Гая повернуться в мою сторону, словно парень только сейчас вспомнил, что разговаривает не с самим собой, а привечает гостя. Дать мне незамедлительный ответ ему не позволила прислуга, проскользнувшая в комнату бесшумно, оставляя на столе выпивку и закуску.