Первая волна самолётов выбросила 450 бойцов. Девяносто человек разбились сразу. Уцелевших хватило тоже ненадолго. Но они сделали своё дело, задержав танки, заставив их развернуться в боевой порядок, причем во время развёртывания часть танков увязло в глубоком снегу. Когда же гитлеровцам показалось, что они справились с десантом и можно продолжить движение, из-под облаков вынырнули ещё пятнадцать тяжёлых краснозвёздных машин, и снова посыпались в снег красноармейцы, готовые вступить в жестокий бой - люди, презревшие смерть, люди, одолеть которых казалось уже делом невозможным. Снова выстрелы противотанковых ружей, снова взрывы противотанковых гранат, снова безпримерные подвиги бойцов, бросающихся под танки.
Головные подбитые танки загородили на шоссе путь вперёд. Но взрывы уже гремели и в глубине колонны, и в её тылу. О чём думали гитлеровцы в те минуты огненной схватки? Как оценивали они происходящее? Перед ними было что-то из области фантастики. Огромные русские самолеты, проносящиеся над землей на высоте от пяти до десяти метров, и люди, прыгающие в снег, а потом, правда уже не все, поднимавшиеся в атаку и шедшие на броню, на шквальный огонь пулемётов с единственной целью - уничтожить незваных гостей, топтавших родную землю.
Противник вынужден был остановиться и закрепиться на высоте 210,8. Захват Голицыно был сорван, под Звенигородом противник не прорвался, в результате армия Говорова не попала в окружение, уцелел и штаб фронта. Всю ночь пехотные подразделения врага добивали остатки отважного десанта, не давшего танковой группе с ходу выскочить на Можайское шоссе отрезать нашу пятую армию и раздавить штаб фронта.
Немецкие офицеры, развернувшие свой НП на Прожекторной горе, были поражены кровавым декабрьским закатом, в свете которого на низкой облачности отражались силуэты башен и зданий неприступной Русской Столицы.
Бой возле высоты 210,8 близился к развязке. Русский десант стоял насмерть. Посохов видел, что на поле, возле подножья горы полыхало и замерло без движения более двадцати танков. Но огонь немцев усиливался. К ним подошло подкрепление, подтянулись артиллерийские и миномётные батареи, которые расположились на склонах горы и были недостижимы для оружия десанта. Они быстро пристрелялись и повели огонь на поражение. Но ранние зимние сумерки уже окутывали своей пеленой место схватки, помогая остаткам десанта отходить в лес. Боеприпасов у десантников уже практически не осталось.
Посохов, легко раненый, вместе с уцелевшими бойцами своей группы отходил на север, куда отжимали их немецкие автоматчики. Группа Посохова вытаскивала двух раненых, которые не могли самостоятельно идти. Одним из них был Ивлев. Несмотря на наседающих автоматчиков, Посохов вытащил его почти из-под гусениц горящего танка. Теперь, когда они углубились в незнакомый лес, Посохов сказал: "Я даже не знаю, где мы. Ведь место выброски корректировалось уже в воздухе, на подлёте. Что же делать? Куда идти?"
Ивлев лежал на спине. Сквозь голые ветви могучих лесных великанов проглядывало очистившееся небо. Загорались первые звёзды, а на западе пылал багровыми полосами закат. И Ивлеву показалось, что на закатном небе в кровавых всполохах проглянули до боли знакомые башни Кремля, здания и улицы столицы.
Он протёр глаза, но видение, слабо колыхаясь, не уходило. Посохов тоже заметил этот необычный закат, но смотрел на небо совсем недолго. Его терзал вопрос: "Что делать? Куда идти? Немцев они не уничтожили, завтра с утра танки ринутся на Москву, и кто сможет теперь их остановить?" Местность была для него совершенно незнакома. Карта осталась в планшете, который он отдал начальнику штаба перед посадкой в самолёт. Посохов наклонился над Ивлевым, как бы ища ответа на свои нелегкие вопросы. Ивлев скорее почувствовал его, чем увидел. "Две вещи вызывают подлинное удивление и восхищение. Это звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас - услышал Посохов слабый, но чёткий голос Ивлева, - Не журись, командир, мы в лесах возле Алабинского военного лагеря, где-то между Кубинкой и Голицыно." Первая часть фразы Ивлева была настолько неожиданной, что Посохову показалась бредом раненого. Но когда Ивлев стал давать ориентировку по месту, Посохов прислушался внимательнее. Ивлев тем временем несколько повернулся на своём холодном ложе и освободил здоровую руку. "Вот Полярная звезда, - сказал он, - Это наше путеводное светило в этой последней для очень многих ночи. Идите строго на север. Там две большие дороги. Минское и Можайское шоссе. Нужно продвигаться к этим магистралям - они выведут на Кубинку. Там наверняка наши ещё держат оборону."
Посохов с благодарностью посмотрел на мерцавшую в морозной выси путеводную звезду. В его группе было человек десять - те, кто остался в живых после страшного боя. Десант был разгромлен, но всё ещё лежало на весах. Немцы так и не смогли одолеть в тот день 25 км, отделявшие их от Голицыно.
Группа Посохова медленно продвигалась на север. Автоматные очереди стихли. Лишь висели над Прожекторной горой осветительные ракеты. Светят немцы. Боятся ночной контратаки. После внезапного русского десанта, с которым пришлось воевать полдня и потерять почти половину танков, противник был настороже. Но контратаковать было уже нечем и некому. Посохов мучался, что не смог правильно организовать огонь своей группы - много боеприпасов сожгли впустую. Не выдержав, он сказал об этом Ивлеву. Тот был в полузабытии. Но голос Михаила прорвался сквозь окутавший сознание хрустальный звон. Ивлев с усилием втиснул себя в трагичную реальность той ясной морозной ночи. Солдаты остановились передохнуть, и Ивлев, собравшись силами, заговорил: "Ты знаешь, командир, ведь мы сделали всё, что могли. Русский Меч сам знает, когда он обрушит на врага своё сверкающее неотвратимым возмездием остриё. Только помни, как он был рождён. Давно - давно эта земля была порабощена. Орды врага сломили сопротивление раздираемых распрями воинов. Инобесие ведь родилось не вчера... Земля стонала от мучений, и народ пошёл просить совета к своим подвижникам, кои ещё оставались в глухих пустынях и подземных катакомбах разрушенных монастырей. Народ вопрошал, когда же конец нашествию? Как одолеть врага?
И чернецы ответствовали измученным мирянам: "ПУСТЬ ТЕ, КТО ГОТОВ ОТДАТЬ ЖИЗНЬ ЗА РОДИНУ, ОТДАДУТ НАМ СВОЮ КРОВЬ, КТО СКОЛЬКО СМОЖЕТ.
НО ЭТО ДОЛЖНА БЫТЬ АЛАЯ ГОРЯЧАЯ КРОВЬ ВОИНОВ, ЖИЖА, ТЕКУЩАЯ В ЖИЛАХ ТОРГАШЕЙ, БУДЕТ БЕЗПОЛЕЗНА.
И ТОГДА МЫ СОБЕРЁМ ЭТУ ДЫМЯЩУЮСЯ КРОВЬ В ЖЕРТВЕННЫЙ СОСУД. С ВЕРОЙ И МОЛИТВОЙ ИЗБРАННЫЕ СТАРЦЫ ВЫПАРЯТ РАСТВОРЁННОЕ В НЕЙ ЖЕЛЕЗО.
И ТОЛЬКО КОГДА ЕГО ХВАТИТ НА МЕЧ, В ДЕЛО ВСТУПЯТ КУЗНЕЦЫ. В ПОЛУТЁМНОЙ КУЗНЕ, НА ОКРАИНЕ НЕВИДИМОГО ГРАДА КИТЕЖА, ПОД ДРУЖНЫМИ ВЗМАХАМИ МОЛОТОВ, ПОД ТЯЖКИЕ ВЗДОХИ МЕХОВ ГОРНА И ГУДЕНИЕ ПЛАМЕНИ В РОССЫПЯХ ГОРЯЩИХ ИСКР РОДИТСЯ СВЕРКАЮЩИЙ МЕЧ НЕОТВРАТИМОГО ВОЗМЕЗДИЯ.
СТРАШНЫМИ БУДУТ ЕГО УДАРЫ. НАСТАНЕТ БОЖИЙ СУД. СПРАВЕДЛИВОСТЬ БУДЕТ ПРИНЕСЕНА НА ОСТРИЕ КЛИНКА. НЕ МИР ПРИНЁС Я ВАМ, НО МЕЧ! И РЕКИ ЯДОВИТОЙ ВРАЖЕСКОЙ КРОВИ ПОТЕКУТ ПО НАШЕЙ ЗЕМЛЕ. ОНИ ОМЕРТВЯТ И ГОРОДА И ДЕРЕВНИ, СЛОВНО КИСЛОТА, РАЗЛАГАЯ И РАСТВОРЯЯ В СЕБЕ ВСЯКОГО, СТОЯЩЕГО НА ИХ ПУТИ. НО РАСТВОРИТЬ ОГНЕННУЮ СТАЛЬ КАРАЮЩЕГО РУССКОГО МЕЧА ИМ БУДЕТ НЕ ПОД СИЛУ. И В КРОВАВОМ ЗАРЕВЕ ПОСЛЕДНЕЙ БИТВЫ ВЫ УВИДИТЕ ТЯЖКУЮ ДОЛГОЖДАННУЮ ПОБЕДУ."
Не зря Сталин в своей речи на Параде 7 ноября упомянул Александра Невского. Кто к нам с мечём придёт, от меча и погибнет! День празднования святого Александра Невского - 6 декабря. Сегодня уже второе. Близок заветный час. Мы доживём, командир, и увидим всё своими глазами".
Ивлев замолчал. Посохов и солдаты группы завороженно стояли возле раненого. Никогда и никто не говорил им таких слов.
Группа продолжила движение на север. Крепкий мороз подгонял усталых измученных людей. Вдруг в лунном свете проявились характерные очертания нашего танка Т-28, за ним была видна насыпь шоссе.
Вокруг танка ходил часовой. Вдоль шоссе угадывались стрелковые ячейки. Искрящаяся броня трёхбашенной махины была обитаема. Танкист в кожаном комбинезоне вылез из машины и контролировал смену часового.