Я, конечно, всё понимаю, смирение это топ и тренд во все времена, но ей богу, на кой оно мне сдалось? Обычно терпят, чтобы потом воздалось, а мне за десятки столетий вручили только три сотни выговоров и целлюлит на жопе!
Ну его нахер! Правильно я уволился! Уж лучше тут в тараканьем говне лежать, чем ждать прибавки от этого любителя мужиков в рясах!
* * *
– Вот оно чё, Михалыч! – бородатый дед в железной каске разрезает на мне веревки, – ни единого разрыва!
– Чего? – спрашиваю, – моя твоя не понимать, старик!
– Не обращай внимания. Его контузило сорок лет назад, – пухлая девушка с ирокезом протягивает мне руку, чтобы помочь подняться, – Может говорить только мемами.
– И как его понимать?
– Да никак. Если говном кидаться начнет – значит голодный, а в остальных случаях никакого смысла в его словах нет.
Поднимаюсь и стряхиваю с себя тараканьи ошмётки.
– Вы вдвоём? Или где-то есть ваш лагерь?
– Да, заняли тут недавно «Пятерочку». Там тараканы особенно тупые – до сих пор на кассах сидят. А ты как? Один или отряда отбился.
– Я сам ушёл, – отвечаю, – решил отдельно двигаться. Надоели авторитеты.
– Ну тогда с нами тебе не по пути. Те, кто не слушает меня, быстро дохнут.
Я пожимаю плечами и смотрю на пол: карточки покемонов залиты останками тараканов, калькулятор тоже. Моя последняя связь с прошлой жизнью утонула в дерьме.
– Меня трудно найти, легко потерять и невозможно забыть, – злобно ворчит дед, – брат за брата, брат!
– Не очко обычно губит, дед – успокаивает его подруга, – щас раздобудем батареек и сделаем нам крутые бластеры из микроволновок!
– Пизда рулю! – он радостно закивал головой и пошел к выходу.
– Ну чё, одинокий рейнджер? Пойдем с нами или будешь один подыхать?
6 из 10
Наконец-то есть возможность лучше увидеть мир, который Шеф уже давно поставил на беззвучный режим.
Я иду на своих двоих, в сознании и без сопровождения мутировавших детей Старбакса. Впереди меня плетётся контуженный Дед, напевая «опа гангнам стайл». Да уж, видимо, давненько его шибануло. Рядом молча шагает его спутница, и по совместительству, лидер местной шайки выживших.
– Я забыл спросить, как тебя зовут, – спрашиваю свою спасительницу.
– Стефания, – она морщится, – родители думали, что раз они создают идеальное будущее, поедая тофу и сортируя мусор, то и ребёнок должен носить соответствующее имя.
– Н-да, – чешу затылок, – сейчас я б назвал ребенка максимум Парашей.
Мы смеёмся.
Осматриваю безобразие, в которое превратили планету множества ядерных взрывов и войны мутантов: ржавые машины, горы мусора и костей, брошенные дома и проржавевшие гаражи.
Справа от нас, из лужи с мутной жижей торчат чьи-то ноги в кирзовых сапогах. Я смотрю на свои рваные туфли, которые не менял тринадцать сезонов. Пора примерить обновки.
Я тяну правый сапог на себя – он обнажает обглоданную до кости голень. Тяну левый и снимаю его вместе со стопой. Пришлось пару раз проблеваться прежде, чем я вытряхнул оттуда сгнившую, вонючую ступню, и надел сапоги на себя. Надеюсь, я не окажусь в том же положении, что их прежний носитель.
«НАМ ПИЗДА!», «НАДЕЖДЫ НЕТ!», «СОЛИ, МИКСЫ, СПАЙСЫ – 89....» – гласят надписи на сохранившихся стенах. У нас под ногами серое месиво из грязи, нечистот и разлагающихся трупов мелких животных.
– Это же надо было так ушатать планету, – говорю, – я всякого повидал, но это совсем уже мерзость.
– Это Бибирево. Тут всегда так было.
– То есть, люди сами себе так насрали? Это не из-за бомбежек?!
– Не-е-е! – Стефания отмахивается, – Когда у нас узнали, что завтра ебанёт, то в убежище мало кто побежал. Все начали грабить, трахаться и гадить в случайном порядке. Так что ядерный взрыв тут даже чутка порядок навёл.
Теперь понятно, почему молитвы с Земли идут в спам.
Я вздыхаю и продолжаю шагать за Стефой и Дедом.
– Жи есть! – старик показывает пальцем в сторону заброшенного торгового центра, – Пацаны ваще ребята!
– Нет, туда мы не пойдем. Попадёмся мутантам-кавказцам – не отстреляемся. Ты ведь помнишь, как в прошлый раз Лёху не отбили?
– Чумачечая весна – грустно вздыхает Дед.
– Кстати, – вспоминаю я, – мне б чего-нибудь для самообороны.
– Дед! – Стефа подходит к старику, – Дай мужчине нунчаки.
– Нунчаки?! – кажется, они смеются надо мной.
Дед шарится в рюкзаке и протягивает мне два деревянных пениса, связанных прочной веревкой. Моему возмущению нет предела.