Она была совсем ещё дитя, но уже с прекрасной координацией, растяжкой и изящной фигуркой.
- Будет работать - будет толк, - коротко сообщил директор театра в огромные, сияющие восторгом глаза. И взял к себе. На первое время - «стоять у воды».
И это было настоящее счастье. О сольной роли Мона тогда даже не мечтала. На репетициях выкладывалась по полной, а после, когда прочие девушки разбегались по домам, задерживалась в театре, чтобы посмотреть, как «точится» великолепная Элизабет на индивидуальных занятиях с Джабраэли. Элизабет... для Моны она была чем-то запредельным, существом из другого уровня реальности. Пусть хореограф и кричал на неё, точно на девчонок из кордебалета: «Хватит ногой чесать! Вынь плечи из ушей!» Элизабет в ответ только улыбалась. И эта улыбка казалась Моне ослепительной.
В тот вечер Элизабет на сцене была не одна. А в зале присутствовал единственный зритель - высокий мужчина с длинными белыми волосами, стянутыми чёрной лентой.
Джабраэли ставил новый балет, в роскошных декорациях интерьеров столетней давности. В этой сцене героиня, попавшая на королевский бал с помощью доброй феи, знакомилась с принцем. Директор Королевского Театра был постоянным гостем на балах во дворце Менеса, но династия Вариона могла похвастаться чем угодно, кроме древности происхождения и проверенных временем традиций. В отношении этикета и общего оформления Джабраэли всегда был очень щепетилен, а потому попросил своего главного инвестора взять на себя и обязанности консультанта. Кто сможет оценить аристократизм и изящество бала лучше древнего князя-вампира?
Мона притаилась за занавесом правой ложи и с интересом разглядывала Эйзенхиэля, которого прежде никогда не видела так близко. Он смотрел на сцену, чуть наклонив голову набок, и молчал. Джабраэли пытался предвосхитить реакцию зрителя по его лицу, но черты вампира не выражали ничего, кроме внимания. Когда оба танцора замерли и обратили к хореографу с консультантом вопросительные взоры, князь неторопливо встал, а потом одним стремительным движением, которое Моне из-за занавески не удалось даже хорошенько разглядеть, оказался на сцене. Идеальная акустика донесла до спрятавшейся балерины одну короткую фразу:
- Очень плохо.
У Моны перехватило дыхание. Как так? Элизабет была безупречна! Даже директор поглядывал на неё с одобрением! Да что он понимает в балете, этот!..
Но вампир обращался не к приме. С лёгкой усмешкой он стоял напротив её партнёра.
- Зачем вы целуете её руку?
Танцор бросил на хореографа осуждающе-высокомерный взгляд.
- Джабраэли приказал. Не знаю, откуда он эту дикость выкопал!
Директор показал строптивцу кулак и пробормотал что-то по-олтенски. Вампир театрально завёл глаза к потолку.
- Я вижу, вам неясен смысл этого действия.
Князь развернулся к Элизабет.
- Поцелуй с точки зрения магии - сам по себе ритуал.
Вампир приблизился к балерине таким летящим шагом, что Мона залюбовалась. Нет, Элизобарра не танцевал и не пытался танец изобразить, но двигался с врождённым изяществом лёгкого на ногу охотника.
- Конкретно этот, - князь с лёгким поклоном взял руку Элизабет в свою, - должен выражать восхищение дамой. Её красотой, влиянием или социальным положением.
Балерина сделала изящный полуреверанс, и юная ван Тирриен, наблюдавшая за этой сценой, вдруг поняла, какое именно движение предыдущего партнёра Элизабет казалось ей неправильным. Танцор подносил пальцы девушки к своим губам. Князь вместо этого склонился над её рукой, да так низко, что кончик его хвоста подмёл пол. Губы коснулись не основания запястья, а кончиков пальцев.
На один долгий миг всё и вся в зале Королевского театра замерло: Элизабет, с проступившим даже сквозь грим смущённым румянцем, её партнёр, озадаченно наморщивший лоб, Джабраэли, вскочивший со своего места с горящими глазами, и Мона за занавесом, ловящая смутное воспоминание. Однажды, когда она была ещё совсем ребёнком, дворец ван Тирриен посетил старый гвардеец, присягавший на верность ещё её деду. Совершенно седой, изрезанный шрамами и морщинами мужчина встал перед Моной на одно колено и взял её за руку. Девочка испугалась и попыталась спрятаться. А её отец приобнял вассала семьи за плечи и заставил подняться, с лёгким смешком сообщил:
- Теперь при дворе так уже не делают. Достаточно поклона.
- Я никогда не служил при дворе, - сухо отозвался старик, но встал и оставил Мону в покое.