– Ну так исполняйте! – рявкнул Уэлсли, худощавый молодой человек с узким лицом, жестким взглядом и крупным, напоминающим клюв носом.
Многим офицерам не нравилось, что двадцатидевятилетний Уэлсли уже носит звание полковника, но он происходил из богатой и знатной семьи, его старший брат, граф Морнингтон, исполнял обязанности генерал-губернатора британских владений в Индии, так что ничего удивительного в быстром возвышении Артура Уэлсли не было. Имея деньги для покупки должности и необходимые связи, чтобы попасть в нужное место и в нужное время, подняться мог бы едва ли не любой, но даже те, кто завидовал и недолюбливал молодого полковника за его привилегии, признавали за ним несомненные способности, властность и даже командирский талант. В любом случае он определенно был предан выбранной профессии.
Развернув коня в сторону треноги, Уэлсли посмотрел на нарушителя.
– Рядовой Шарп? – брезгливо, словно общаясь с прокаженным, спросил он.
Шарп поднял голову, моргнул и захрипел. Подбежавший Байуотерс вытащил у него изо рта кляп, на что потребовалось некоторое время и определенные усилия.
– Вот и молодец, – негромко приговаривал старшина. – Молодец. Выдержал, не захныкал. Я тобой горжусь, парень.
Шарп попытался сплюнуть скопившуюся во рту слюну.
– Рядовой Шарп? – нетерпеливо повторил Уэлсли.
Шарп поднял глаза.
– Сэр? – прохрипел он. – Сэр. – На этот раз получилось что-то вроде стона.
Полковник поморщился:
– Вам следует прибыть в палатку генерала Харриса. Вы меня понимаете?
Шарп мигнул. Голова кружилась, а боль в теле свивалась с неверием в происходящее и ненавистью к армии.
– Ты слышал полковника, парень? – подсказал Байуотерс.
– Есть, сэр, – прохрипел Шарп.
Уэлсли повернулся к Миклуайту:
– Перевяжите его, мистер Миклуайт. Смажьте спину. Сделайте все, что считаете нужным. Он нужен мне compos mentis[1] через час. Понятно?
– Да, сэр! Через час? – недоверчиво пробормотал врач и, увидев вспыхнувший в глазах полковника гнев, поспешно добавил: – Слушаюсь, сэр! Через час!
– И дайте ему чистую одежду, – распорядился Уэлсли, после чего еще раз взглянул на Шарпа и развернул коня.
Между тем последние веревки были перерезаны. Ши и другие офицеры как зачарованные наблюдали за происходящим, спрашивая себя, какое такое чрезвычайное событие могло стать причиной вызова рядового в палатку генерала Харриса. Старшина снял обрывки веревок с запястий Шарпа и протянул руку:
– Держись, парень. Обопрись. Осторожней.
Шарп покачал головой.
– Я в порядке, старшина. – Конечно, он был не в порядке, но выказать слабость перед лицом товарищей и тем более сержанта Хейксвилла? Нет! – Я в порядке, – повторил он и, медленно отстранившись от треноги, повернулся и сделал три шага.
Рота восторженно зашумела.
– Молчать! – крикнул капитан Моррис. – Отметьте нарушителей, сержант Хейксвилл!
– Есть, сэр!
Шарп сделал еще шаг, пошатнулся и едва не упал, но заставил себя выпрямиться и подойти к врачу.
– Прибыл для перевязки, сэр, – прохрипел он. Кровь залила бриджи, на спину было страшно смотреть, но он уже пришел в себя и смотрел на врача так, что тот невольно поежился.
– Идемте со мной, рядовой, – сказал Миклуайт.
– Помогите ему! – бросил барабанщикам старшина, и парни, отбросив хлысты, подхватили Шарпа под локти. Тот ухитрялся держаться прямо, но Байуотерс видел, что его шатает, и опасался, что солдат может упасть.
Шарпа увели. Майор Ши стащил треуголку, провел ладонью по седеющим волосам и, не зная, что делать дальше, посмотрел на Байуотерса:
– Похоже, старшина, дел на сегодня не осталось.
– Никак нет, сэр.
Ши молчал. Все шло не так, как надо.
– Распустить батальон, сэр? – подсказал Байуотерс.
Майор облегченно кивнул, радуясь, что кто-то еще способен принять разумное решение:
– Да, старшина, распустите батальон.
– Есть, сэр.
Так рядовой Шарп остался с живыми.
Глава четвертая
В большой палатке генерала Харриса было душно, и попытки получить хотя бы слабый сквозняк, открыв оба входа, успеха не дали – тяжелый, влажный воздух висел неподвижно под высокой крышей. Проникавший в палатку свет приобретал благодаря парусине неприятный, цвета мочи оттенок, и даже трава под ногами казалась болезненно-желтоватой и сырой.
В палатке собралось четверо мужчин. Самый молодой по возрасту и младший по званию, лейтенант Уильям Лоуфорд сидел в дальнем углу на позолоченном стуле столь вычурной и хрупкой конструкции, что приходилось только удивляться, как ему удается переносить путешествие в армейских повозках. Дабы не привлекать к себе внимания, Лоуфорд старался не шевелиться, а потому сидел в неудобной позе, и стекавший с лица пот падал капельками на лежащую у него на коленях треуголку.