Когда Влад говорил о некоем "постъядерном поэте", он имел в виду Рон. Он был неуверен в своем решении, до тех пор, пока не рассказал ей: девушка вспыхнула, подобно новенькому факелу, едва заслышав его слова. Послания кланам были готовы через два часа. Еще через час все они были отправлены. Но это даром не прошло, потому что по Храму поползли слухи: отправившиеся гонцы - тоже люди, и наверняка кто-то успел проболтаться. К вечеру добрая сотня храмовцев, в основном, "крестоносцы" и кое-кто из местных, заполонила здание школы и слушала речь, которую Рон изобретала прямо на ходу. Это было просто удивительно: откуда такой жар, такая жажда битвы; куда делать тихая грустная девушка, которая не хотела знать будущего?..
Хранитель... Влад, закрывал лицо руками и опускал голову, сидя на скамье среди входящего в раж народа. Какой иллюзией были последние дни! Хранитель в душе Рон может затаиться, но исчезнуть - нет. И он страшен, и его сила режет по живому. Владу было невыносимо плохо, и он стал единственным, кто не вскочил не взревел от ярости и восторга при последнем слове Рон... счастье, как ты недолговечно, жизнь все равно догонит и добьет...
Ей рукоплескала толпа. Старик со снежно белыми волосами по-рыцарски преклонил перед ней колено и протянул ей какую-то книгу. Влад узнал в нем Твердислава - полудикого Звонаря и единственного, кто называл его, сорокалетнего вояку, "сынок"... А Рон прижала книгу к груди и, улыбаясь, плакала, точно так же, как та Рон, которую знал Влад. Никто, кроме него не заметил ее слез...
Через час были готовы первые три дюжины лозунгов. Их сочиняли в основном Твердислав и Влад, переделывая на новый лад те, что помнили со времен Войны, и Рон. Переписывали все, кто умел писать. Кто не умел, бегал расклеивать, покрывая бумагой все окрестные столбы и стены...
Это был сумасшедший день.
Потом сумасшедший день начался для Сергея и всего старшего состава "крестоносцев", когда толпы домохозяек, медсестер, юнцов и малышни ломанулись в добровольцы. Некоторые не умели стрелять. И надо было научить их выполнять хоть простейшие команды и обращаться с пушкой - за два дня.
Торгаши сдавали оружие. Кто зажимал "свои ржавые пушки", становился врагом номер один в общественных глазах...
К концу третьего дня прибыл целый батальон "Львов", потом подтянулись остатки клана - все, от старых до малых (слет пустым оставили, потому что он лежал на предполагаемом пути северян). Расположились здоровенным палаточным лагерем возле Храма. Постепенно, мрачные и недовольные переселением, они тоже прониклись всеобщим безумием и ажиотажем, и скоро уже орали "ЗА РОДИНУ!!!" на всех углах и взяли на себя половину добровольцев, которых надо было срочно учить... а еще - у них был танк, а это такой козырь против пешей северянской орды!.. его, драгоценный, привезли на здоровенных санях, которые тащили два тяжелых снегохода... ему тут же расчистили лучший склад под гараж... вокруг него ходили на цыпочках и смахивали с него пылинки...
А Сержу пришлось потесниться: над картой с планом боевых действий склонился теперь еще и Дилан, вождь "Львов", который носил на голове буйную гриву светлых волос и говорил на дикой смеси английского и русского, временами плавно переходящего в украинский...
Солнце высушило души всех, кто видел этот заоблачный свет, оставалось только поднести спичку... это был неуправляемый пожар... это была цепная реакция... это нельзя было уже остановить...
Все ждали войны.
97.
Каяла, сидя на одной из резных скамеечек, окружавших отель, молча наблюдала за игрой юнцов из элиты. Вряд ли ее это так интересовало - по глазам видно, что мысли ее летают где-то вдали отсюда...
Элитников было шестеро, народ лет от десяти до тринадцати. Самый беззаботный возраст, если ты в элите: учишься и не воюешь...