Мы оказались в небольшой, раза в четыре меньше, чем зал для пиров, пещере, но стены ее были очень высокими и своды терялись в темноте.
— У-уху! — не сдержавшись, ухнула я.
Эхо повторило мое уханье раз пять, если не больше, пока не стихло.
Но главное сокровище находилось в центре пещеры — горячий источник. Я с наслаждением вздохнула горячий влажный воздух и с еще большим вожделением поглядела на первобытную ванну. А потом покосилась на мага, ну а дальше-то как, купаться тоже вместе будем? Или зачем он привел меня сюда?
Он занимался тлеющим костром у одной из стен, но вместо того, чтобы приказать ему вспыхнуть ярче, он словно бы «прикрутил» пламя до едва видимых угольков. Романтический полумрак, ну зашибись.
Он сел прямо на пол, скрестив ноги по-турецки, и взглядом велел мне сесть напротив. Я села.
Он указал на костер и назвал его на своем языке. Я повторила, не с первой попытки, но повторила. Затем он повторил то же самое с камнем, веткой и водой в купели. Я повторяла, надеясь, что уроком словесности все и ограничится.
— Эйдер Олар, — сказал он, указав на себя и предоставив мне самой разбираться, где фамилия, а где имя.
Надо же, не прошло и три года, как мы все-таки познакомились!
Мою русскую заковыристую фамилию не каждый португалец мог произнести, что уж говорить, наверное, об первобытном человеке, поэтому я просто сказала:
— Майя.
— Айя?
— Майя.
— Айя, — упрямо отозвался Эйдер Олар.
Ладно, буду Айей.
Следующие полчаса я потратила на выяснение того, как именно мне следует к нему обращаться: только Эйдер, только Олар или надо всегда произносить полное имя. Я брала в пример свою «Айю» и спрашивала: «Айя — Эйдер? Айя — Олар?».
Его узкое лицо исказила мука, а во взгляде явно читалось: «Господи, зачем я с ней только связался, я же никогда не объясню ей все нюансы жестами и парой известных ей слов».
Наконец, в нетерпении тряхнув рыжими волосами, он сказал, оперируя теми несколькими словами, что были мне известны:
— Нет Олар. Эйдер — я. Айя — ты.
— Баи, — отозвалась я.
Эйдер весь аж засветился, услышав, как я говорю на его языке. «Не все еще потеряно», — мелькнуло в его взгляде и он принялся за новую порцию слов.
Я выучила с десяток новых слов, когда окончательно выдохлась. Их язык не был похож ни один известных мне, ни одно слово нельзя было запомнить ассоциативно или по знакомому звучанию. К тому же была, очевидно, глубокая ночь, я устала, а еще эта горячая ванна рядом, которая так и манила меня.
Эйдер заметил, с какой тоской я поглядываю на горячий источник, и сказал:
— Нет. Огонь, — указал он на тлеющие угли.
Я повторила.
Он сказал:
— Глаза огонь, — то есть «смотри на огонь», а потом произнес: — Асар-а!
Угли вспыхнули, загорелись. Вечер фокусов, дамы и господа, на арене доисторический маг Эйдер Олар. Я похлопала ему. Он оставался серьезным. Даже когда сказал:
— Ты огонь.
Он хочет, чтобы я повторила фокус?
— Асара, — безжизненным тоном повторила я.
— Нет! Асар-а! — повторил Эйдер, ставя ударение на последнее «а».
Как скажешь, настырный фокусник.
— Асар-а, — повторила я.
Он что, ждет, что пламя и меня начнет слушаться? Как бы ему рассказать, что в моем мире магии не существует?
— Ты огонь, — снова повторил он.
Я покачала головой.
— Ты огонь! — повторил он требовательнее.
— Асар-а! — крикнула я в ответ.
Ничего не произошло.
— Огонь! — крикнул Эйдер.
— Да чтоб тебя! Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
Я не успела договорить, как огонь, проклятый огонь, который едва теплился на каменном полу, словно от взрыва, взвился вверх. Эйдер отшатнулся, я так вообще отлетела в сторону. В пещере стало светло как днем. Температура поднялась градусов эдак на десять, что в сумме с горячим источником, превратило пещеру в настоящую русскую баню. Пар клубился туманом.
— Баи, Айя, — тихо произнес Эйдер.
Он улыбался.
Глава 9. Сила слова
Зато я не улыбалась. Ни тогда, в тот вечер, когда Эйдер Олар, словно в награду, позволил мне, наконец, погрузиться в горячую ванную, ни после, когда мне принесли новую красивую одежду. Ни тогда, когда мы, пропировав еще сутки, покинули гостеприимных хозяев и отправились дальше.
Выглядел Эйдер озадаченным, он не понимал моих смятения и шока. А я, при всем моем желании и даже обучись я в скорые сроки его языку, не смогла бы объяснить ему всего.
Ведь я никому не рассказывала об этом.
Тот случай я вообще постаралась напрочь стереть из своей памяти, как поступают с самыми ужасными и страшными воспоминаниями, и память, если сильно постараться, идет на уступки и уничтожает такие потрясение, будто их и не было. И ты живешь дальше, сначала только существуешь, но потом входишь во вкус, снова садишься на велосипед, начинаешь тренироваться, хочешь не хочешь, а все равно возвращаешься к жизни, нормальной общепринятой жизни. Строишь планы, как будешь покорять французские трассы, присматриваешь новый велосипед в счет будущих побед.
А когда все уже вроде бы наладилось, падаешь в ученицы к огненному магу. И стихия не отказывает тебе, наоборот, повинуется и обещает служить, так предано, как никому не служила.
И тогда память делает кульбит. И все тайное снова становится явным.
В те последние сутки, что мы провели в пещерах горных людей, я не только сторонилась Эйдера. Я почти не разговаривала. Я держала язык за зубами, напуганная собственными способностями. И особенно тем, что мой дар и раньше давал о себе знать.
Я сразу вспомнила Тигра и его молчание после того, как я приказала ему держать язык за зубами, и как он заговорил, когда после я сама же отменила собственный приказ. Но это было мелочью. Это было действительной мелочью, хотя даже одно только это сотрясало до глубины души.
О, как я желала, чтобы эти мои способности проявились только здесь, на этих дальних берегах, но я знала, что это не так.
Сколько раз в своей жизни я добивалась чего-то, стоило мне сказать нужное слово? Частенько. Я легко уговаривала профессоров простить мне несданный реферат. А однажды на трассе я сказала другому велосипедисту, что он доедет до финиша и с лопнувшей резиной, ничего, мол, страшного, осталось чуть-чуть, не сдавайся. И он доехал.
Но мне и в голову не пришлось бы, объяснять это магией.
А еще… А еще. Конечно, было кое-что еще, уничтоженное памятью, как нестерпимо постыдное. Но события того дня вспыхнули перед моими глазами так же отчетливо, как трещины в полу пещеры.
Я снова вспомнила, что, покинув кафе, в котором оставались Питер и Хлоя, я проклинала друзей на чем свет стоит. Я желала им и того, и другого, и третьего, а в придачу еще эдакого, если вдруг им покажется мало.