Дядя Петя помассировал лицо ладонью и сознался.
— Не помню.
Я прищёлкнул пальцами.
— Зарплата — пуф!
— Ты… это самое… — Дядька поднялся из-за стола, наполнил кружку водой и в несколько судорожных глотков её осушил, потом тяжело навалился на раковину. — Месяц на запасах протянем. Моя пенсия, твоя стипендия. Но там я деньги под отчёт взял…
Мне разом поплохело.
— Какой ещё, на фиг, «под отчёт»?
— На колючку, хозблок затянуть. С Никифоровым, не участковым, а его младшим братом, на завтра уже договорился, а тут… — Рука дяди Пети подломилась, и он едва не упал, поэтому вернулся за стол. — На следующей неделе отчитаться надо будет.
Я выругался. Нет, имелась возможность снова распотрошить заначку на чёрный день, но так в ней скоро совсем ничего не останется!
— Ну вот как так? — в сердцах выдал я. — Обязательно пить было?
— Так день получки вчера был, а я в ночь. С утра заскочил бумаги забрать, а там сторож в одного горькую глушит. Ну и приняли на грудь. Святое ж дело! — попытался оправдаться дядька, потом уставился на меня. — И ты… это самое… за собой следи! Сам давеча на рогах приполз!
Обмен взаимными обвинениями ни к чему хорошему привести не мог, так что я открыл шкафчик, отодвинул стоявшие с краю бутылки с портвейном и достал две поллитровки «Пшеничной». Немного подумал и вытащил ещё одну.
— Ты чего это, Сергей? — всполошился дядька.
— Колючка нужна? — спросил я. — Вот и обеспечу, куда деваться. Ворота и переход между корпусами закрывать хотите?
— И крышу… хозблока. Собирались…
Дядя Петя попытался встать и уселся обратно на табурет, тогда я подхватил его под руку и помог дойти до комнаты.
— Спи давай! — посоветовал там, и дядька завалился на диван.
Я прикрыл за собой дверь, убрал водку в спортивную сумку, заодно переложил бутылки одеждой, в которой тренировался в качалке и боксёрской секции. Немного поколебался и сверху устроил туристический топорик, выточенный из одного куска металла. На всякий случай, мать бы его так!
Только попытался собраться с мыслями, и задребезжал входной звонок. Пришлось подрываться и бежать открывать Зинке. Я сразу завёл её в свою комнату, а уже там положил ладони на талию, притянул к себе и поцеловал. Девчонка с готовностью ответила, потом отстранилась, взглянула на сумку и спросила:
— Куда-то собрался?
Пришлось сознаться.
— Ну, Серёжа! — расстроенно протянула Зинка. — А я хотела музыку послушать.
Я развёл руками.
— Извини. Тут дядя проблем подкинул. До вечера надо успеть разгрести.
— А завтра сходим куда-нибудь?
— Не знаю. Меня на перевоз подрядили…
Зинка подбоченилась.
— Мы и так с тобой почти не видимся! — заявила она. — У тебя то качалка, то секция, на меня время совсем не остаётся!
— Только одно воскресенье занят буду, — заявил я в своё оправдание и попытался обнять девчонку, но та насупилась и отступила, не позволив этого сделать.
В серых глазах заблестели слёзы, Зинка часто-часто заморгала и машинально оправила футболку, но всё же взяла себя в руки и спросила:
— Бегать-то завтра идём?
— Обязательно, — пообещал я. — До двенадцати в полном твоём распоряжении.
— Заберу тогда «Декаданс»? С Ксюшей хоть послушаю. Ей «Агата Кристи» тоже нравится.
— Бери, конечно.
— И как тебе этот альбом? — поинтересовалась девчонка.
— Неплохо, но «Коварство и любовь» больше впечатлил.
С совершенно несчастным видом Зинка кивнула, а потом уставилась на постер с рисованной девицей, которую обвивало чешуйчатое чудовище, словно первый раз его увидела, и вдруг спросила:
— Твоя мечта пубертатного периода?
Я поцокал языком.
— Надо же какие слова умные знаешь!
— Нет, Сергей, тебе действительно нравится это вымя?
Воительница на плакате была мускулиста и грудаста, мне даже кривить душой не пришлось.
— А что тут может не нравиться?
Зинка раздражённо засопела, потом выпалила:
— У меня грудь лучше!
— Верю, — покладисто согласился я.
— Что значит — верю?! — Возмущению девчонки не было предела. — Так оно и есть! Ты слепой, что ли?
Я с деланным смирением вздохнул.
— Зин, ну чего ты как маленькая? У меня не рентгеновское зрение, чтобы сквозь одежду видеть. Да ты не волнуйся так, сказал же — верю на слово.
Ожидал чего угодно, вплоть до швыряния магнитофонными кассетами или демонстративного ухода домой, но Зинка сумела удивить. Она вдруг одним резким движением задрала футболку до подбородка, выставив напоказ упругие округлости грудей, белые-белые на контрасте с загорелой кожей и совсем не тронутые веснушками, а затем столь же быстро опустила руки обратно, словно и не было ничего. Разве что щеки тронул лёгкий румянец да напрягшиеся соски стали явственно оттопыривать ткань.