— Это я и имел в виду, — произнес Дженсен. — Усталость. А вот сержант Гроувс. Прибыл к нам из Лондона через Ближний Восток. В прошлом — авиационный штурман. Знаком с последними новинками в области диверсий, взрывных работ и электроники.
Специалист по подслушивающим устройствам, бомбам-сюрпризам, часовым механизмам. Человек-миноискатель. И, наконец, сержант Саундерс радист высочайшего класса.
— А ты — старый, беззубый лев, по которому живодерня плачет, — обращаясь к Меллори, мрачно процедил Миллер.
— Не говорите глупостей, капрал! — резко сказал Дженсен. — Шесть — идеальное число. Вас подстрахуют со всех сторон. Парни знают свое дело. Без них вам не обойтись. Если это задевает ваше самолюбие, то хочу заметить, что они должны были идти не с вами, а после вас, в том случае, если... Ну, сами понимаете.
— Понимаем, — в тоне Миллера не было и намека на уверенность.
— Все ясно?
— Не совсем, — сказал Меллори. — Кто назначается старшим?
Дженсен искренне удивился:
— Конечно, вы, что за вопрос!
— Тогда так, — Меллори говорил спокойно и доброжелательно. — Насколько мне известно, сегодня в военной подготовке, особенно у коммандос, упор делается на инициативу, независимость, способность самостоятельно принимать решения.
Это прекрасно, особенно если нашим друзьям представится возможность действовать в одиночку. — Он выдавил из себя улыбку. Видно было, что ему не по себе. — Во всех других случаях я буду требовать строгого и безоговорочного подчинения приказам. Моим приказам. Мгновенно и беспрекословно.
— В противном случае? — спросил Рейнольдс.
— Излишний вопрос, сержант. Вам хорошо известно, что бывает за неподчинение боевому приказу в военное время.
— На ваших друзей тоже распространяется это требование?
— Нет.
Рейнольдс повернулся к Дженсену:
— Мне это не нравится, сэр. Меллори устало опустился в кресло, закурил сигарету и кивнул в сторону Рейнольдса:
— Замените его.
— Что? — Дженсен был не готов к такому повороту событий.
— Я сказал, что его нужно заменить. Мы еще не вышли отсюда, а он уже подвергает сомнению мою точку зрения. Что же будет потом? Он опасен. Все равно что взять с собой бомбу замедленного действия.
— Но послушайте, Меллори...
— Либо он, либо я.
— И я, — тихо произнес Андреа.
— И я тоже, — присоединился Миллер. В комнате воцарилось напряженное молчание. Рейнольдс подошел к Меллори.
— Сэр.
Меллори неодобрительно посмотрел в его сторону.
— Простите меня, — продолжал Рейнольдс. — Я был не прав.
Это больше никогда не повторится. Я очень хочу работать с вами, сэр.
Меллори перевел взгляд на Андреа и Миллера. На лице Миллера застыло неподдельное удивление. Энтузиазм Рейнольдса был ему непонятен. Невозмутимый, как всегда, Андреа еле заметно кивнул головой. Меллори улыбнулся.
— Уверен, что капитан Дженсен в вас не ошибся, сержант Рейнольдс.
— Вот и договорились. — Дженсен сделал вид, будто ничего не случилось. — Теперь — спать. Но прежде мне хотелось бы услышать краткий отчет о событиях на Навароне. — Он посмотрел в сторону морских пехотинцев. — Вам придется оставить нас одних.
— Слушаюсь, сэр, — Рейнольдс вновь обрел уверенность. — Разрешите пройти на летное поле, проверить готовность самолета и снаряжение.
Дженсен утвердительно кивнул. Как только дверь за десантниками закрылась, Дженсен подошел к боковой двери и приоткрыл ее:
— Заходите, генерал.
Вошедший был очень высок и худ. Вероятно, ему было лет тридцать пять, но выглядел он существенно старше.
Переутомление, усталость, лишения, годы отчаянной борьбы за существование не прошли для него даром. Преждевременная седина, глубокие морщины на смуглом лице — бесстрастные свидетели перенесенных страданий. Темные, блестящие глаза горели внутренним огнем. Такие глаза бывают у человека, фанатически преданного прекрасной, но пока недостижимой идее. На нем была форма британского офицера без погон и знаков различия.
Дженсен заговорил:
— Познакомьтесь, джентльмены. Генерал Вукалович.
Заместитель командующего партизанскими соединениями Боснии и Герцеговины. Вчера доставлен самолетом из Югославии под видом врача для организации поставок медикаментов партизанам. Его настоящее имя знаем только мы с вами. Генерал, это — ваши люди.
Вукалович оглядел их изучающим взглядом. Лицо его было непроницаемым.
— Эти люди устали, капитан Дженсен. Слишком многое поставлено на карту... Они не справятся.
— Он абсолютно прав, — с готовностью поддержал Миллер.
— Они, конечно, немного устали с дороги, — мягко произнес Дженсен. — От Наварена путь неблизкий... Тем не менее...
— Наварон? — перебил его Вукалович. — Эти трое — те самые люди?..
— Трудно в это поверить, я согласен.
— Наверное, я был к ним несправедлив.
— Абсолютно справедливы, генерал, — вступил снова Миллер. — Мы истощены. Мы совершенно ни на что не способны.
— Прекратить разговоры, — Дженсена трудно было сбить с толку. — Капитан Меллори, кроме генерала и еще двух человек, в Боснии никому не будет известно, кто вы и какова истинная цель вашей экспедиции. Представит ли вам генерал этих двух, его дело. Кстати, генерал Вукалович одновременно с вами полетит в Югославию. Только на другом самолете.
— Почему на другом? — спросил Меллори.
— Потому, что его самолет должен вернуться, а ваш — нет.
— Ясно, — сказал Меллори. В наступившей тишине он, Андреа и Миллер пытались вникнуть в смысл последней фразы Дженсена. Погруженный в мысли, Андреа машинально подбросил дров в догорающий камин и оглянулся в поисках кочерги. Единственная кочерга в комнате, согнутая Рейнольдсом в подкову, сиротливо валялась у камина. Андреа поднял ее, рассеянно покрутил в руках, без видимых усилий разогнул, поворошил дрова и поставил на место, продолжая сосредоточенно хмуриться. Вукалович наблюдал за этой сценой, не отрываясь.