Возможно, мне не давало покоя то, что я с Руниным не объяснилась? Я же все таки обязана ему за спасение от Антона с друзьями и за то, что превратила его жизнь в дурдом. С моей стороны просто бесчеловечно оставлять все вот так, пусть даже меньше чем через три месяца ему будет плевать на меня и на все, что связано со мной.
Не выдержав долго без воздуха, я с громким всплеском вынырнула. Наспех обтерлась полотенцем, накинула халат и скользя по мокрому полу выбежала из ванной. С волос за шиворот стекала вода, но я этого почти не замечала из-за того, что была поглощена мыслями о Рунине. Нашла в мобильном его номер и быстро нажала на звонок, чтобы не успеть передумать.
Через несколько гудков милый женский голос предложил мне оставить сообщение.
- Кирилл, я не пришла в кино, потому что подслушала твой разговор с Булкиным, - я с ходу перешла к делу, чувствуя, как бешено бьется сердце. - Знаю, меня это не красит, но тогда была сломана дверь в душевой... - понимая, что отклоняюсь от темы, я на секунду замолкла и продолжила, - Я думала, что ты обо мне говорил. Что устал, что хочешь только одного... Позвони мне пожалуйста. Давай поговорим, - я запнулась и неожиданно для себя сказала, - ради того, что между нами было.
Отправив сообщение, я села на пол гипнотизируя телефон. Рунин не перезвонил ни через пять минут, ни через тридцать, ни через час. Но я, словно окаменев застыла на месте, по прежнему не выпускала из рук мобильный и все ждала, ждала и ждала. Не желала мириться с мыслью, что возможно наступило то время, когда ему стало все равно на мои объяснения.
В полночь, я с трудом поднялась на ноги, чувствуя покалывания из-за того, что их отсидела. Нашла в шкафу зеленую пижаму с рисунками котят и переоделась. Волосы почти высохли, поэтому я не стала их сушить феном.
Просто смешно было думать, что он тут же кинется перезванивать мне. Я слишком многого о себе возомнила! Нужно было сказать про футболку... может она из какой-то редкой коллекции, и ради неё он бы перезвонил?
Желудок сводило от голода, и я прошла на кухню. Я давно не ходила в магазин, и поэтому из того, что можно было есть, без риска отравиться, оказались только пельмени. После того, как пельмени приготовились, я не смогла съесть и пол тарелки, зато немного заглушила голод. Не смотря на то, что не спала уже больше суток, я все равно не смогла заснуть, а только и делала, что пялилась в идеально белый потолок.
Я перевела взгляд на руку и провела пальцем другой по серебряному кольцу - подарку Олега. Оно обжигало напоминаниями о том, что все кончено, но я не была готова его снять. И вряд ли буду когда-нибудь готова. Это в каком-то смысле дань тому, что мое сердце всегда будет принадлежать ему.
Вспомнился разговор со Свириной, и новой волной нахлынула тоска, от которой хотелось только одного, заснуть и не просыпаться, лишь бы никогда больше её не испытывать. Свирина много чего сказала и об Олеге и о Рунине и я поймала себя на мысли, что не знала точно, какие слова меня опустошили сильнее. О том, что Олег легко вычеркнул меня из жизни, а вместе со мной и семь лет дружбы, из которых пять лет были не разлей вода? Или о том, что Свирина снова будет с Руниным?
В три часа ночи, я неожиданно для себя, оказалась во дворе с обращенным к звездному небу лицом. Так странно видеть огни давно исчезнувших звезд... Это хорошо, что впадаю в транс и на время забываюсь. Видимо включилась самозащита, и мозг решил так меня уберечь. Иначе я бы сошла с ума от всех мыслей, которые словно коршуны терзали меня, заставляя изнывать от горечи.
Следуя какому-то неведомому зову, я прошла к воротам и отворила их. У домов стояли припаркованные машины соседей, которые давно уже спали и видели хорошие сны. Я посмотрела в одну стороны, затем в другую и замерла. Свет фонаря освещал знакомый черный Гелендваген. Опершись руками на капот машины, спиной ко мне стоял парень, которого я узнаю из тысячей и даже в кромешную ночь.
Он не перезвонил, потому что приехал!
- Кирилл... - выдохнула я, видя, как он мается от каких-то мыслей.
Рунин повернулся ко мне всем телом. Ссутулившись, засунул руки в карманы и затравленно на меня посмотрел. Даже находясь на другой стороне дороги, я отчетливо чувствовала исходящие от него отчаяние и обреченность.
Я не думая о том, что вышла на улице в пижаме, осторожно приблизилась к нему. Раны на щеке и лбу были аккуратно зашиты, губа чуть припухла, но уже не кровоточила. Он выглядел изможденным и уставшим как будто не спал много дней. Но даже в таком состоянии и с ранами на лице он был прекрасен как никто.