В приемном было много народу, но я быстро нашла взглядом Григория Рунина. Совсем бледный, он сидел, глядя в одну точку.
Я сделала к нему на встречу все пару шагов, когда услышала за спиной:
- Ты!
Я обернулась. Оксана стояла в паре метрах от меня, держа в руках стаканчики с водой, в её взгляде читалась ненависть.
- Это ты во всем виновата!
Стаканчики с всплеском упали на пол, и в следующую секунду мою щеку обожгла пощечина.
- Это из-за тебя он попал в аварию! - она хлестала меня по лицу, а я не пыталась её остановить. - Ненавижу тебя! Лучше бы это ты была на его месте!
Григорий Рунин подбежал к дочери и оттащил от меня.
- Оксана, ты что творишь?
- Папа, это она во всем виновата! - разрыдалась Оксана, с отвращением глядя на меня. - Я все слышала! Она побежала к другому! Поэтому Киря разгромил дом, а потом сорвался и уехал. Он поехал за ней! За подлой предательницей!
В глазах Григория Рунина стояли слезы. Но в них не было обвинений, скорей боль за сына.
- Простите меня... Простите меня... - только и могла я повторять. - Простите меня...
- Если бы не ты, ничего бы этого не случилось! Ненавижу тебя! Это из-за тебя он сейчас борется за жизнь, с риском никогда не ходить! - Оксана вырвалась из рук отца, подбежала ко мне и снова ударила по лицу. - Ты предала Кирю, предала нас! Чтоб ты сдохла!
- Оксана, Марина не виновата, что случилась авария, - прижал к себе дочь Григорий Рунин.
- Пусть она уйдет! - уткнулась в грудь отца Оксана. - Пусть она уйдет! Исчезнет из нашей жизни!
- Поплачь родная, поплачь, - целовал её в макушку Григорий Рунин. - Все будет хорошо.
Я задыхаясь от слез, развернулась и на сколько быстро могла, пошла к себе в палату, мимо подоспевшего охранника. В голове молотком стучали слова Оксаны: «Борется за жизнь, с риском никогда не ходить... если бы не я, то ничего бы не случилось...». Оказавшись в палате, я взвыла от горя. Господи, почему мне понадобилось столько времени, чтобы осознать, что я люблю Рунина? Если бы только я поняла это раньше...
Мне должно быть так же больно, как и ему, и пусть разорвется сердце, пусть иссохнут глаза, пусть остановится дыхание. Сорвала с головы повязку, затем с ладоней и с коленей, схватилась за нагрудную, когда в палате появились медсестры. Одна остановила меня, другая попыталась сделать мне укол с каким-то лекарством, но я не далась. Я просто не имела права забыться, отключиться, когда Рунин боролся за жизнь.
- Марина! - папа прижал меня к себе.
- Это я во всем виновата! Это моя вина! Если он умрет... - от этой мысли, из груди вырвались стоны отчаяния и ноги подкосились.
Мы с папой осели на холодный пол, и он раскачиваясь, гладил меня по голове, приговаривая слова успокоения.
- Милая, - расплакалась мама. - Операция закончилась, Кирилла перевели в палату.
Я почувствовала укол в руку, а затем провалилась в пропасть.
Очнувшись я не нашла взглядом родителей. На руках появились свежие бинты, как и на коленях. Дотронулась до головы, на которой тоже была новая повязка. Встала с кровати и на дрожащих ногах добралась до выхода из палаты. В коридорах горел приглушенный свет, и уже не было той беготни, что несколько часов назад. Сонная медсестра сидела на посту, копаясь в телефоне.
Должно быть уже ночь и маму с папой выпроводили из больницы. Я вернулась в палату, с надеждой, что найду среди своих вещей телефон. Время было за полночь, но я все равно набрала Булкина.
- Тебя бы удавить, но Киря мне этого не простит, - грубо сказал он вместо приветствия.
Я понимала его злость, потому что чувствовала тоже самое по отношению к себе.
- Ты не знаешь, в какой палате лежит Кирилл?
Булкин с минуту молчал, но я точно знала, что он еще на связи, слышала, как он сделал несколько глотков скорей всего чего-то спиртного.
- В семнадцатой, - произнес он и отключился.
Я вышла из палаты, с заготовленной отговоркой, что нужно в уборную, но медсестры на посту не оказалась. Не смотря на боли в груди и во всем теле, я проблуждала по коридорам некоторое время, но в итоге нашла нужную палату.
Внутри не было никого, кроме Рунина, подключенного к громоздкому аппарату, который издавал писк, показывая ритм его спокойного сердцебиения. Было неизвестно, спал Рунин или находился без сознания, но зато был живым, хоть и весь в повязках. Я тихо подошла поближе и посмотрела на него, прикрыв рот рукой. Любимое лицо было все в порезах и синяках. Я опустилась на колени и положила голову на кровать, в таком положении дыхание сопровождалась меньшей болью.
- Я люблю тебя, - прошептала я, глотая слезы.