Мне рассказывали и другую историю о его зверином характере, когда после побега одной из его жен с молодым афганским певцом в Узбекистан, он преследовал их. Беглецам удалось выбраться из Афганистана и добраться до Ташкента, но, как я поняла, узбекские власти проявили жестокость и, прекрасно понимая, на что обрекают несчастную молодую пару, выдали их обоих Расулу Пахлавану, который повесил их на цепи и резал на куски на глазах друг у друга. Поистине то был не человек, а дьявол, как и его милый братик.
Пули- Хумри.
Пули-Хумри оказался небольшим городком по дороге в Кабул. Это административный центр провинции Баглан, где старший брат мужа занимал должность губернатора провинции, а Саид – командира гарнизона, выполнявшего функцию местной полиции. Меня привезли в длинный одноэтажный дом, построенный в форме большого квадрата с двориком посередине. Дом состоял из зала для гостей, спальной комнаты, детской, просторной кухни и отдельного помещения для прислуги и охраны рядом с входными воротами. В доме работало несколько девушек, няня, два повара, управляющий и охрана. Каждый день приходило несколько десятков человек по разным вопросам, в основном с различного рода заявлениями, которые разбирал муж. Всех посетителей следовало накормить. Повара готовили и на сжиженном газу в баллонах, и на дровах, разжигая огонь под большими казанами. Куриц привозили неочищенными, и повара быстро окунали куриные тушки в кипяток, от чего перья легко чистились. Еда была натуральная, от которой я совершенно отвыкла в Москве. Большие жестяные десятилитровые коробы пищевого жира также были неплохого качества. Рис использовали длиннозерный пакистанский, при замачивании каждая рисинка увеличивалась в размерах в несколько раз, а плов становился рассыпчатым и ароматным. Готовили много разновидностей плова: «кабули» – с нашинкованной сверху морковью и кишмишем, «изумрудный плов» – рис, проваренный на зеленоватой воде от шпината, «апельсиновый плов», когда вместо моркови нарезали тонкой соломкой сухие апельсиновые корки. Из круглого узбекского риса готовили кашу вперемешку с вареной репой и картошкой, а также сладкую желтую рисовую кашу. Подлив к плову было также великое множество, начиная от фрикаделек, кончая подливками со шпинатом и даже из бараньего мозга. Еда была настолько вкусной, что для гурмана, пожалуй, это был настоящий рай. Накрывали обычно на улице, на веранде, устланной циновками. Хозяева ели отдельно.
По утрам я просыпалась, чувствуя, что на меня кто-то смотрит. Это были женщины- хазарейки, которые приходили рано утром и просто заходили в мою комнату. Они пешком проделывали долгий путь из горных кишлаков, и их внимание было безобидным, поэтому я быстро привыкла к их присутствию и спокойно занималась своими делами, а они сидели и смотрели, иногда что-то спрашивали.
Мои девушки-служанки были из бедных семей и не умели читать и писать. Их звали Узро, Марзие и Джамиле. Так как изучение языков было для меня привычным делом, то я попросила нанять мне учителя дари. Наличие советского воспитания отрицало классовое неравенство людей, а тем более разделение на слуг и господ, поэтому, когда ко мне пригласили учительницу из женской гимназии «Ева», я притащила с собой всех своих служанок и вместе с ними начала учить дари. Мой поступок вызвал сначала недоумение, а потом стал поводом для шуток в семье Надери. Сами служанки тоже не ожидали такого поворота и не знали, что с этим делать. Но понемногу привыкли. Мы учились читать и писать, я повторяла за ними слова, мы списывали друг у друга, а когда я неправильно говорила слова и предложения, то они прыскали со смеху и убегали. В результате я так выучила хазарейский диалект, что незнакомые люди не могли определить, что я не афганка, а служанки научились грамоте.
Семья мужа хорошо ко мне относилась, и я быстро адаптировалась. Дочка уже вовсю бегала по двору за кроликами, ей даже привезли маленького олененка, которого кормили молоком из ее старой бутылки с соской, что вызывало ее громкий протест. Иногда прямо в саду устраивались собачьи и петушиные бои. Кроме петухов в клетках из ивовых прутьев приносили бойцовых куропаток, которых кормили отборным миндалем. Рассказывали, что ставки на собачьих боях в Мазари-Шерифе достигали выставления на кон новейших моделей джипов, привезенных из Дубая.