Другим любимым развлечением были бои воздушных змеев. К этому событию противники тщательно готовились. Они тайком друг от друга покупали особо маневренные модели с каркасом из тонких реек, обклеенные разноцветной папирусной бумагой, которую торговцы специально завозили из Пакистана. Затем выбирали дорогую прочную нить, содержащую как можно больше частичек стекла, чтобы наверняка перерезать нить противника. Затем все ожидали подходящей ветряной погоды, выходили на открытую местность и разражались настоящие воздушные баталии. Перед тем, как сойтись в битве, яркие остроносые змеи, управляемые игроками, сначала расходились на большое расстояние, чтобы издалека набрать скорость и ринуться на противника со всей возможной мощью. Они начинали сближаться, грозно пикируя острыми концами друг в друга, и все мальчишки, наблюдавшие за сближением, замирали в ожидании. И вот удар! Крест накрест сплетаются нити, стекло со скрежетом режет нить противника, и один из змеев срывается в воздух. Мальчишки, да и взрослые начинают вопить от восторга, а грозный победитель уже уходит на разгон, чтобы вновь сойтись в битве с уже другим врагом.
Я смотрела, на развлечения этого народа и думала, что даже в отдыхе и играх у них происходят постоянные битвы, словно в их крови присутствовала только борьба и ни капли покоя. Они сами соглашались с этим, рассказывая легенду о том, что однажды пастухи сидели в пастушьем шатре и спокойно вели беседу. Вдруг пришел афганец, в руке которого был мешочек с родной землей. «А теперь посмотрите, что сейчас произойдет, – сказал он бывшим с ним людям, и высыпал афганскую землю под полог пастушьей палатки. Как только он это сделал, пастухи вскочили со своих мест, начали друг на друга кричать и бить посохами по спине. «У нас даже сама земля воюет», – печально сказал он и пошел дальше.
Мы часто ездили в родовое имение Надери, селение под названием Каян. Там был выстроен большой и очень красивый комплекс. Самым эффектным зданием был дом в форме орла, на вершине невысокой горы. Глаза орла были окнами дома, внутри шеи была красная лестница с гирляндами огоньков по бокам и статуэтками орлов-символов исмаилитов, а в теле орла было основное помещение с боковыми диванчиками.
От орла шли вниз ступеньки к круглому дому, окруженному фонтанами. Внутри дома была кровать со спинкой в форме головы орла, а стены были уставлены полками со статуэтками орлов. Над кроватью висел портрет Хасана Саббаха – основателя государства исмаилитов – низаритов.
Еще ниже находился ряд красивых белых особняков и дом музыки, где были собраны редкие музыкальные инструменты, под которые исмаилиты пели свои молитвы «мунаджаты», сопровождая их восклицаниями «Йа Али, маула Али, Йа Али мадад», то есть «О Али, наш Господин Али, помоги нам!» Интересно, что исмаилиты действительно сильно отличаются и от суннитов, и от традиционных иранских шиитов. У иранских шиитов почитается 12 имамов, последний из которых это имам Махди – скрытый имам, прихода которого они ожидают.
У исмаилитов-низаритов 49 имамов, последний из которых и есть наследный принц Карим Ага Хан IV, проживающий в Англии и Франции и ведущий впечатляющую по размаху благотворительную деятельность. Титул 49 имама он получил не от отца, а от деда, выбравшего именно этого внука как достойного преемника. Исмаилиты верят, что с передачей имамата последующему имаму передается и некая сакральная сила, наследуемая от самого имама Али, которого они считают практически земным воплощением Всевышнего. Они часто рассказывают свою любимую легенду о том, что однажды пророк Мохаммед в видении разговаривал со Всевышним, явившемуся к нему в образе льва, в пасти которого был перстень с ярко красным рубином. Когда видение прекратилось, к пророку пришел его зять имам Али, на пальце у которого он увидел тот самый перстень с рубином. Соответственно, если имам Али и есть земное воплощение самого Всевышнего, то передаваемая от него последующим имамам сакральная сила имеет божественную природу, а это означает, что «присутствующий в мире» принц Карим Ага Хан IV и есть воплощение первого имама Али с его божественной сущностью. Эта цепочка всегда вызывала у меня ассоциации с индуистскими перевоплощениями. И, возможно, я была не особо далека от истины, о чем косвенно свидетельствует особая популярность исмаилизма в Индии и Пакистане.
Исмаилиты считают себя самым прогрессивным течением ислама, свободным от устаревших предрассудков и средневековых догм. «Мы мусульмане в джинсах», – шутили некоторые из них и мне импонировала эта легкость их мировосприятия.