Вокруг особняков семьи Надери гуляли белые и цветные павлины, бегали мраморные доги, летали прирученные соколы, в клетках сидели орлы.
Правда, по соседству со всей этой роскошью располагались жалкие глиняные лачуги жителей Каян, обслуживавших все это богатство. Но они смотрели на своих господ с таким обожанием, что, казалось, им даже в голову не приходило мыслей о неравенстве.
Однажды мне довелось присутствовать при сцене, когда одна из женщин вызвала на дом местного муллу, снимавшего порчи и заклинания. Пришел старичок с жиденькой бородкой в поношенном национальном афганском костюме «пирантумбане». Он с серьезным видом выслушал подозрения хозяйки относительно вероятных козней ее недоброжелательницы, проживавшей по соседству. «Представь себе, – пожаловалась женщина, – она постоянно подсылает мне своих служанок под разными предлогами, и вот результат – я начала болеть, муж со мной ругается. Помоги, я щедро отблагодарю».
Старичок быстро сообразил, что к чему, прикинув размер вознаграждения, и с энтузиазмом взялся за дело. Он приказал развести в саду костер и принести садовую лопату. Через 15 минут огонь весело потрескивал, а мулла засунул лопату в огонь, накаливая ее до красноты. Когда лопата раскалилась, он, покосившись, посмотрел все ли на месте. Испуганная прислуга глазела, открыв рты, хозяйка стояла, еле дыша. Настал необходимый драматический момент, и мулла продемонстрировал свой коронный номер на публику, а именно, начал языком лизать раскаленную лопату и приходить в безумный транс помешательство. Подобно шаману, старик прыгал по саду и призывал джинов: «Джины! Приказываю вам явиться!» При этом он смотрел вниз, будто действительно видел джинов маленького роста, бегающих вокруг него. «Быстро ищите мне, где запрятана порча «тумор»! Или я накажу вас!» – вопил он на них страшным голосом. Прислуга в ужасе разбежалась и выглядывала из дальних углов дома. Беснующийся старичок вдруг завопил: «Нашел! Нашел! Копайте под тем вишневым деревом!» Слуги бросились к дереву и начали рыхлить землю, старик голыми руками прощупывал разрыхлённую почву. Через минут десять раздался его торжествующий вопль: «Вот он!!! Смотрите!!!». Старик тряс перед носом у перепуганной хозяйки грязным темным платяным мешочком. Содержимое «тумора» было аккуратно извлечено и выложено на всеобщее обозрение. Старик торжественно комментировал: «Кусок свиного сала, согнутая ржавая игла, а вот и написанное колдовство», – мулла аккуратно разворачивал узенькую длинную бумажку, исписанную мелким почерком и свернутую трубочкой. «Эту записку надо смыть проточной водой арыка», – бормотал он, смывая чернила в воде и шепча под нос арабские заклинания. «Саму бумагу надо кинуть в огонь!»– пояснил он и демонстративно бросил ее в затухающий костер. Затем взялся за иглу и, обмотав ее плотно ниткой, начал осторожно распрямлять. «Главное, чтоб не сломалась…– шептал он страшным голосом – иначе может умереть…». Хозяйка от страха начала заваливаться на диван, ее жизнь висела на волоске. В воздухе повисла напряженная тишина, нарушаемая только сипением возящегося с иглой старика. Наконец, о чудо! Иголка была благополучно распрямлена, хозяйка жива, мулла щедро вознагражден и с почестями оправлен восвояси.
Вообще жизнь простых хазарейцев была полна невероятных суеверий, мифов и сказок. Ввиду моего юного возраста, хазарейские женщины инстинктивно воспринимали меня как иноплеменного детеныша и воспитывали, как могли, рассказывая местные предания и легенды. Когда мы ночевали в старых домах в Каяне, они показывали следы, оставленные потусторонними существами на потолках и стенах, уверяя, что духов тут бродит немерено. От них я впервые услышала персидские сказки про царевича Бахрама, путешествовавшего на крылатом коне, истории из Книги царей «Шахнаме» про богатыря Рустама и страшных дивов с одним глазом во лбу и двумя рогами на голове, но больше всего мне нравилась сказка про колдуна- оборотня, которую я даже записала.
Женщины из семьи мужа обучали меня восточному этикету, а именно, смотреть собеседнику глаза в глаза, а также подавать руку мужчине при приветствии считалось неприличным. При входе в помещение старшего по возрасту человека полагалось привстать с места в знак уважения и приложить руку к груди. Запрещалось проходить между разговаривающими мужчинами, следовало обходить их сбоку и как можно дальше от них. Нельзя было без стука входить в комнату и громко разговаривать и смеяться, и вообще, рекомендовалось поменьше болтать и побольше слушать. Если человек был старше хотя бы на месяц, то ты уже был обязан его уважать и прислушиваться к его указаниям. С прислугой следовало держаться строго, соблюдая дистанцию, но по-доброму. Когда замечали, что прислуга уносит домой продукты питания, то в малых количествах это позволялось, но если наглела, то следовало наказывать.