Наказывали слуг довольно редко, лишь иногда хозяйки давали им подзатыльники за мелкие проступки. К тому же в каждой богатой семье среди прислуги воспитывали сирот, которым впоследствии доставались должности управляющих.
Самой большой проблемой была необходимость целовать руку старшим членам семьи, и то, что мне самой периодически кто-то из «мюридов» – членов религиозной общины исмаилитов, пытались целовать руку, как жене и невестке их духовных руководителей. Мне не нравилось ни первое, ни второе, но я понимала, что это неизбежность. Руку целовать нужно было пожилым людям из семьи мужа, возрастной категории близкой к 70 годам и выше. Это делали все окружающие, так что в принципе это было приемлемо, все выглядело естественно и обыденно. Что касалось обратной ситуации, когда кто-то направлялся ко мне с намерением целовать руку, как госпоже, то это обычно также происходило в окружении других женщин семьи и шло как бы по цепочке, механически и без какой-либо эмоциональной нагрузки. Через год я смирилась и с этими особенностями этикета и выполняла их, не замечая.
Из одежды интересными составляющими гардероба были штаны и паранджа. Штаны «тумбан» были из белой хлопковой ткани с манжетами на голени. Манжеты были с вышивкой, иногда даже с серебряным шитьем. Поначалу мне было смешно надевать под платье такие широкие штаны, но постепенно я оценила все удобство этого атрибута. Во-первых, когда сидишь на матрасах и коврах, по-турецки скрестив ноги, то сидящим напротив видны только эти шаровары и можно сидеть свободно. Во-вторых, на улице часто дуют пылевые ветра, и штаны надежно защищают от проникновения грязи. В-третьих, летом в них не жарко, а зимой не холодно, так как ткань натуральная.
Насчет афганской голубой паранджи с сеточкой дело обстояло сложнее. В ней было душно и неудобно, узкая шапочка на голове портила прическу, а сквозь плотную сеточку было почти ничего не видно. Первый раз я одела паранджу в Мазари-Шарифе, когда я с родственником и охраной собралась посетить торговый центр. Выйдя из машины, я в туфлях на шпильке начала подниматься по высоким бетонным ступеням. Пройдя шагов пять, я наступила шпилькой на подол паранджи, повалилась вперед и чуть ли на четвереньках поползла по лесенкам. Но это было лишь начало. Войдя в магазин индийских сари, меня поманили пальцем и тихо сказали: «Госпожа, зайдите в примерочную комнату, вы паранджу наизнанку одели…» Охнув, я забежала в узкую кладовую и стала выворачивать паранджу налицо, после чего с трудом напялила на голову, так как шапочка была не по моей голове, а как минимум на 2 размера меньше. Но и это было не все, так как, когда я добралась до стеклянных прилавков с эффектной подсветкой, в которых на красных бархатных подушечках лежали необыкновенно красивые индийские украшения, блистающие ярко-желтым золотом, я вдруг осознала, что ничего не вижу сквозь эту дурацкую сетку. «Ничего себе, мне дали столько денег, и я просто не могу разглядеть, что можно купить!» – пронеслось в голове. Такой нестандартной ситуации у меня еще не было, и я решила не сдаваться. Я выбрала продавщицу афганку с веселым выражением лица и протиснулась к ней боком. Затем начала тыкать пальцем в витрину и произносить единственное слово на дари, которое знала на тот момент – «ин», то есть «это». Она сразу сообразила и подавала мне украшения по-очереди. Я брала их, затаскивая под паранджу и рассматривая там, как в палатке. Я купила белое, шитое золотом панджаби, и красивые украшения в тон костюма. Но мой поход в торговый центр настолько развеселил продавцов и охрану, что родственники меня больше туда не пускали, а привозили все на дом.
Однажды в моем доме в Пули-Хумри раздался телефонный звонок, я подняла трубку и услышала женский голос: «Салам. Саид дома?» Оказалось, что местные жрицы любви сами обзванивали дома состоятельных потенциальных клиентов, предлагая свои услуги. И, как правило, без дела долго не оставались, что обеспечивало некий доход им и их детям.
Пожалуй, это был первый и последний беззаботный год, выпавший на мою долю в этой семье, так как затем начались тяжелые и страшные испытания.
ЧАСТЬ 2
Путь на Душанбе.
1999 год, Узбекистан. Мы находимся в Ташкенте, пережидая смутные времена и беспредел талибов, царящий в Афганистане. Все пристально наблюдают за действиями Ахмад Шаха Масуда в Афганистане – Надери из Узбекистана, Дустум из Турции. Они оба оказались хитрее находящегося в пекле войны Масуда, которому остается жить ровно год.