Далее следовала живописная сцена поединка имама Али и свирепого иудейского воина Мархаба Хайбари. Живописно описывалось устрашающее одеяние врага «он одел две кольчуги, подпоясался двумя мечами, повязал голову двумя чалмами, а сверху надел стальной шлем, на острие которого красовался камень, похожий на жернов, чтобы охранять голову от ударов меча». Мархаб и Али обменялись ударами. Со стен крепости слышались воинственные крики иудейских воинов, мусульмане также наблюдали за поединком. Воины сошлись, битва началась. Мархаб обладал страшной силой, но имам Али, призвав имя Всевышнего, нанес настолько сокрушительный удар по стальному шлему противника, что шлем раскололся надвое, а оглушенный Мархаб упал на землю. Пророк Мохаммед наблюдал за поединком издалека, и вдруг заметил странные действия Али.
Сначала Али подошел к Мархабу, с намерением убить его, но вдруг резко отпрянул от него, отошел в сторону, отвернулся и неподвижно встал, закрыв глаза. Пророк недоумевал, что происходит, почему Али тянет и не заканчивает столь важный для мусульман поединок. Мусульмане вопросительно переглядывались. Даже иудеи замолкли. После всеобщих воплей и криков вдруг воцарилась мертвая тишина. Али продолжал стоять с закрытыми глазами, спиной к поверженному врагу. Вдруг глаза его открылись, он резко повернулся к Мархабу, быстрыми шагами вернулся к нему и с криком «Аллах акбар!» мгновенно умертвил его.
Услышав такую захватывающую историю, я во все глаза глядела на священнослужителя, ожидая услышать мораль столь захватывающего повествования. Шейх выдержал эффектную паузу и произнес: «Когда пророк спросил имама Али, почему тот внезапно отошел от врага, тот ответил, что Мархаб начал выкрикивать оскорбления лично в его адрес, чем вызвал его смятение. Тогда имам понял, что если убьет врага в этот момент, то мотивом послужит его личная эмоциональная месть за нанесенное ему оскорбление, что он считал неприемлимым. Поэтому он отошел и попытался успокоиться, сосредоточившись на том, что этот поединок имеет другую, гораздо более высокую цель, а именно утверждение торжества единобожия. И когда эмоции утихли, он сделал то, что следовало. Поэтому и каждый из нас, подвергаясь оскорблениям, должен четко разграничивать, что относится лично к нему, а что задевает интересы общества. Если оскорбление носит частный характер и не задевает никого другого, то имеет смысл проигнорировать этот выпад ввиду его незначительности. Но если оскорбляют веру, родину или дорогих нам людей, то обидчик должен получить непримиримый отпор».
Согласно озвученной концепции, оскорбление, нанесенное мне посетителем магазина, носило комплексный характер. Часть его относилась лично ко мне и, соответственно, должна была быть проигнорирована, но была и другая часть, затрагивающая мою родину, за что шейх сказал мстить. Поэтому я развернулась к обидчику, и, глядя прямо ему в глаза, спокойно сказала:
– Зато лично вы, своим недостойным поведением незаслуженно компрометируете свою страну перед представителем иностранного государства, составляя далеко не самое выгодное впечатление об уровне духовной культуры в иранском обществе.
Мой ответ привел его в бешенство, и он уже намеревался было что-то сказать, но тут торжественно появился сияющий от гордости не кто иной, как сам владелец магазина.
– Салам, ханум! – громогласно поприветствовал он меня, учтиво кивнув головой, – Вы очень правильно выбрали магазин! Так как только в магазине Ага Бехрузи найдется книга на любой вкус! К вашему сведению, у меня имеется в наличии целых два издания Библии на фарси, одно карманное турецкое в мягком кожаном переплете, и второе – иранское подарочное, с прекрасными гравюрами и толкованием трудных мест.
Хозяин взял длинную лестницу, приставил ее к книжным полкам и полез на самый верх. Я оглянулась посмотреть, не ушел ли тот злобный посетитель. Он стоял на месте и никуда не уходил. Я демонстративно повернулась к нему спиной, сделав вид, что просто его не вижу. Ага Бехрузи спустил по лестнице и гордо вручил мне большую тяжелую книгу. Открыв книгу, я ахнула, так как издание действительно было прекрасно. Переложеные прозрачной калькой библейские гравюры были выполнены с большим изяществом и восточным колоритом, книга имела расписной чехол из плотного картона, в который ее можно было убирать на манер Корана, чтобы уберечь от повреждений. К тому же я решила взять и карманное Евангелие тоже, чтобы носить его в сумочке.
Отвлекшись на книги и отвешивая всевозможные комплименты зардевшемуся от удовольствия Аге Бехрузи, я практически забыла о неприятном инцинденте. Как вдруг пока я оплачивала покупки на кассе, все тот же человек подошел сзади и обозвал меня «русской потаскухой», что услышал хозяин магазина.