– Я согласен, – продолжал занудным голосом немец, – но даже базовый уровень оплачивается в евро.
Я почувствовала, что этот Хайко нравится мне все меньше, но старалась не подавать вида, лихорадочно соображая, как расшевелить неприятного немца, сидевшего напротив меня с очень кислой миной. Пока мой заместитель рассказывал ему о деятельности наших курсов, я перебирала в голове всех великих немцев: Бах, Бетховен, Бисмарк, Шиллер, Гете. Кажется, я нашла то, что мне было надо.
– Уважаемый господин Штейн, – начала я вкрадчивым голосом, – вы прибыли в эту истерзанную войной страну с благородной гуманитарной целью. Миссия Института Гете –продвижение и популяризация великой немецкой культуры, а также предоставление уникального шанса гражданам других стран для ознакомления с трудами ваших всемирно известных соотечественников на языке оригинала. И я открываю вам возможность для этого. На данный момент немецкий язык запросили сто детей, но у меня их обучается около пяти тысяч. Завтра они вырастут, но уже с правильным восприятием и с первичной адаптацией к культуре вашей страны, куда они возможно и мигрируют. Кроме того, сам факт того, что Институт Гете развивает культурные и гуманитарные связи с представителями реально действующих политических сил в стране вашего пребывания, думаю, не будет минусом в вашем послужном списке.
Немец развернулся всем корпусом и удивленно воззрился на меня поверх очков.
– Ну что же, госпожа Надери, – ответил он уже совершенно другим тоном, – Пожалуй, я бы хотел посетить ваши курсы.
– С удовольствием, хоть завтра, – мило улыбнулась я.
– Буду завтра около трех,– ответил он, и мы вышли на улицу.
В машине мы с заместителем перемыли все косточки бедному немцу.
– Нет, госпожа, вы видели этот кипяток и чайные пакетики с сахаром? Я бы умер от стыда, если бы у меня дома было такое. И каждую минуту все про евро, да про евро. Воистину правильно говорят в народе, голодный желудок насытится, а голодные глаза никогда, – ехидничал он.
– Да, да, – поддакивала ему я, -завтра мы ему покажем, как надо встречать гостей.
И мы оба злорадно ухмыльнулись.
На следующий день мой заместитель превзошел самого себя. Стеклянный чайный столик ломился от яств и угощений. Вкуснейшее домашнее печенье из песочного теста под названием «слоновьи уши» было разложено на блюде и пересыпано сахарной пудрой, грецкие орехи, фисташки, кишмиш и арахис в пудре – все было красиво разложено в конфетнице. Трехэтажная фруктовая ваза ломилась от винограда, манго и персиков.
Он бегал как сумасшедший вокруг стола и бурчал себе под нос: «Вот так, немчура, мы тебе покажем, что такое афганское гостеприимство, жлоб ты этакий». Я сидела и с удовольствием наблюдала за этой сценой.
Наконец, мне доложили, что Штейн прибыл. Когда он вошел и увидел накрытый стол, его глаза широко открылись.
«Вот это красота!» – воскликнул немец, и заместитель, неотрывно наблюдавший за каждым его движением, покраснел от удовольствия.
Переговоры сразу пошли на лад, немец обошел учебные корпуса, сходил в библиотеку и остался доволен увиденным. Вскоре у меня были преподаватели немецкого.
Поездка в Панджшер.
Шли месяцы, и однажды я услышала, что все собираются ехать в Панджшер, чтобы выразить соболезнование вдове Масуда. Мне тоже хотелось туда съездить, так как я все эти годы слышала об этом человеке столько противоречивой информации. Так русские проклинали его и говорили, что он редкостный гад, погубивший много советских солдат.
Затем, когда я находилась в Таджикистане, то увидела нечто обратное, а именно, там из Масуда сделали национального героя, которого всячески превозносили. И когда я спросила одного знакомого таджика, что он думает по этому поводу, то он ответил следующее: «Ты должна понимать, что после развала Союза, когда рухнуло все и вся, нам нужно придумать себе хоть какую-то национальную идею и найти себе героев-таджиков, иначе мы будем морально раздавлены».
Семья Надери, в которой проживала я, не любила Масуда и за свержение Наджибуллы, и за обстрел Каян и за то, что он был суннит. Афганские узбеки тоже терпеть его не могли, хотя бы уже потому, что он был таджик. В общем, в реальности, Масуда не любил никто из числа хазарейцев, узбеков и пуштунов, но политика есть политика, тем более, он уже отбыл в мир иной, а его соратники занимали солидные посты в правительстве, следовательно, визит вежливости был не лишним, и заодно было необходимо разузнать, что там и как.