Как я узнала из рассказов, мужеложство всегда было распространено в Афганистане, особенно, среди пуштунского населения. Еще во времена англо-афганских войн англичане привозили подарки любимым мальчикам в гаремах афганских шахов. Этот отвратительный обычай распространен и сейчас, и по-прежнему главным образом среди пуштунов. У исмаилитов хазарейцев этой мерзости я не наблюдала, и они с нескрываемым отвращением рассказывали мне о подобных случаях.
На работе, как всегда, не обходилось без приключений, и всегда в одном и том же отделении, расположенном в бедном квартале на отшибе. Теперь, когда все утряслось с местными бандитами, начались разборки внутри персонала. Проблема заключалась в том, что именно в этом отделении помимо языковых и компьютерных курсов были организованы занятия по Корану, и один из преподавателей оказался весьма ушлым и склочным муллой.
«Я не понимаю, зачем мне нужен мулла на языковых курсах!» – возмущалась я. «Ты должна понимать, что мы занимаемся не только светским, но и религиозным воспитанием молодежи нашей исмаилитской общины», – резонно возражали мне. Я задумалась, что делать, так как пройдоха-мулла перессорил всех учителей, которые по-очереди бегали ко мне жаловаться.
Я поручила тайно подыскать кандидата для его замены, чтобы избежать срыва учебного процесса, и пока искали человека, все с большим раздражением наблюдала за его выходками. Наконец мне сообщили, что замена найдена, и привели в кабинет молодого парнишку, знавшего Коран наизусть.
Когда парень зашел, то он так волновался, что мне стало его жалко.
– Салам. Как тебя зовут? – обратилась я к нему дружелюбно.
– Салам, госпожа, я Шерали, – прерывающимся голосом ответил он, глядя в пол.
– Ты хочешь учить детей Корану? –вновь спросила я.
– Очень, госпожа, – продолжая глядеть в пол, пробормотал он.
– А ты уверен, что сможешь сделать это на должном уровне? – я решила все-таки вывести его хотя бы на пару связных фраз.
– Я научу детей всему, что знаю сам, – уже более уверенно и спокойно ответил он.
– Вот и прекрасно! – удовлетворившись полученным ответом, я перестала его мучить, – Приступай с завтрашнего дня.
Парень поклонился и, пятясь, вышел из кабинета.
«А теперь, зовите муллу сюда», – сказала я и села на место. Зашел мужчина лет сорока в чалме и в тонкой коричневой мантии. Ухмыльнувшись, он собирался сесть на стул напротив моего стола.
А кто вам предлагал сесть? – резко остановила его я.
Для начала следует поздороваться, – скривившись, процедил он.
«Не считаю нужным, – ледяным тоном произнесла я, – Итак, ближе к делу». Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты закрыл свой поганый рот и перестал стравливать учителей, вдвое младших тебя?!
Да кто ты такая, чтоб мне указывать, русская «кафирка»! – мулла с нескрываемой ненавистью смотрел мне в глаза.
Я та, кто каждый месяц платит тебе зарплату, – все тем же ледяным тоном ответила я, – а насчет «кафирки» – тут я указала пальцем на дверь, и он дернулся назад, – молись Аллаху, чтобы мой телохранитель за дверью не услышал и не перерезал тебе глотку. Ты же вроде достаточно хорошо его знаешь?!
Мулла весь перекосился, но промолчал.
– Итак, ты уволен, – я уже успокоилась и потеряла к нему всякий интерес, – и чтобы я тебя здесь больше не видела. Я понятно выражаюсь?!
– Я авторитетный мулла в этом районе, меня здесь все знают и уважают. Я подниму на тебя всю местную мафию, – явно работая на публику, грозно сотрясал воздух мулла.
– Неужели?! – спросила я, хитро улыбнувшись при мысли, что только вчера заплатила им за три месяца вперед, – А ты попробуй…
Мулла выскочил, как ошпаренный и в комнату влетел мой заместитель, слушавший все под дверью.
– Госпожа, вы богиня! – с восторженным видом он бегал вокруг стола. – Дайте мне поцеловать вашу руку! Вы первая, кто на это решилась.