В аэропорту было столько овчарок и военных, что я спросонья шарахнулась от них в сторону. Почему-то мой вид и черная арабская паранджа, в отличие от веселых азербайджанских таможенников, им особенно не нравился. Отовсюду на меня лаяли овчарки, а военные не сводили глаз.
«Ну ничего себе приятное возвращение домой, – ошалело думала я, не понимая, что происходит. В этом жутком коридоре лающих овчарок мы подошли к кабинкам паспортного контроля. Здесь мы разделились, так как он ушел в проход для дипломатов, а я с ребенком осталась в общей очереди. Когда я подошла к пограничнику и протянула свой паспорт, он стал медленно его листать. Все листы моего паспорта были исписаны на фарси вязью от иранских и афганских виз вперемешку со штампами среднеазиатских республик. Пограничник поднял голову, пристально оглядывая меня в черной парандже и ребенка в афганском костюме. В первый и в последний раз за всю свою жизнь я увидела, как меняется всегда каменное и невозмутимое лицо пограничника. «Вы когда в последний раз были в России?»– наконец выговорил он. «Точно не помню… лет десять назад…» – непринужденно ответила я. После этого рука пограничника решительно потянулась к телефону. Тут я поняла, зачем со мной отправили моего очень ценного попутчика, так как он уже появился с другой стороны кабины и начал что-то говорить пограничнику. Тот вышел, и они оба ушли. Очередь недовольно забормотала и перетекла к соседней кабине, дочка начала дергать меня за край паранджи, просясь приподнять ее и дать посмотреть, кто сидит в кабине и что там происходит.
Они отсутствовали довольно долго. Наконец, пограничник быстро зашел в кабинку, и, не глядя на меня, сразу поставил штамп в паспорт: «Проходите!» Я подхватила портфель и ребенка и быстро выскользнула в зал.
Сначала я попрощалась с моим так и оставшимся неизвестным другом, который мне очень помог в этом путешествии. «Запомни все, что я тебе говорил»,– сказал он мне на прощание. Больше я его никогда не видела, но последовала его совету, и следующие 15 лет проработала с Ираном, о чем не пожалела ни разу. Дочь выросла и превратилась в настоящую восточную красавицу, говорящую на фарси и на русском. Ну а приключения и истории с иранцами, ни в чем не уступали афганскому периоду.
А на тот момент в зале ожидания «Домодедово» меня ожидали мои перепуганные родители. «Сегодня смертницы взорвали два самолета! – выпалили они, – мы чуть с ума не сошли, пока ждали в аэропорту. Сначала объявили, что один самолет из «Домодедово» взорвали в воздухе, потом второй! И твой рейс все не прилетал!»
Я плохо понимала, что они говорили, так как мозг будто поставил защитную преграду и затормаживал восприятие негативной информации. Но уже тогда я начала осознавать, что приехала с одной войны на другую. И когда через 6 дней после моего прибытия в Москву на метро станции метро «Рижская» недалеко от моего дома, снова прогремит взрыв, я лишь на мгновение вспомню, что за полчаса до этого ходила с мамой на Рижский рынок купить цветы в школу на 1 сентября для поступления дочери в 3 класс.
А пока в Домодедово мои родители знакомились с внучкой, которую не видели много лет. Она знала, что это ее русские дедушка и бабушка, но не понимала, что они говорят ей по-русски, поэтому смотрела на них, смешно вытаращив глаза. «Пойдем быстрее домой, – сказала мне мама, – я уже наготовила борща».