После пар мы с подружкой – грузинкой бежали на улицу. Дома сидеть было неохота, и мы ездили на наше любимое место – Пушкинскую площадь, где всегда было много иностранцев. Наша Изольда Иосифовна, та самая преподавательница по английскому, запрещала разговаривать между собой по-русски, что вызывало у нас бурную реакцию. «Давай мы с тобой притворимся англичанками!» – предлагала моя закадычная подружка. «Давай!» – соглашалась я, и мы начинали демонстративно громко говорить по-английски, сопровождая болтовню непрестанным хохотом. После часа такого «высокоинтеллектуального» времяпровождения очень довольные собой мы расходились по домам, предвкушая, как будем рассказывать про это сокурсникам, и как это будет уморительно.
Дома раздался телефонный звонок, я подняла тяжелую серую трубку и услышала мужской голос с мягким восточным акцентом.
– Алло! Здравствуйте, это Юля?
– Здравствуйте, да, а вы кто?
– Это Саид, ты учишься в институте, я тебя видел, и взял твой телефон у нашего общего друга. Ты похожа на наших…
«Ты похожа на наших». Как же меня достала эта фраза! Мне приходится слышать эту фразу от грузин, армян, азербайджанцев, евреев – и все это при том, что я не имею никакого отношения ни к одной из этих национальностей. Может я не права, но мне кажется, что время, когда все русские были высокими голубоглазыми блондинами, осталось где-то во временах «Слова о полку Игореве». Я среднего роста, с карими глазами и черными вьющимися, как спиральки волосами, и я русская. И все-таки именно с этой фразы началось наше знакомство.
Два года в Москве.
Советники.
«Мда, ну и кавалера ты себе выискала… – мама в растерянности смотрит в справочник «Кто есть кто в мировой политике».
«Саид Мансур Надери – лидер афганских исмаилитов, занимал руководящие посты в правительстве Афганистана, – читает она статью справочника на букву «Н», – и что с этим делать?!»
Богатый Саид сорил долларами направо и налево, теперь у меня вместо полупустого холодильника на полу стояли ящики с мандаринами, а холодильник был забит пиццей с Кутузовского, и бургерами с Тверской. Его чемоданы были полны цветастых шелковых рубашек из Германии, а на ногах он носил «казаки» из крокодиловой кожи, которых у него также было множество. Он снимал просторную квартиру на Сухаревской, и с ним всегда было несколько афганцев-хазарейцев, выполнявших всю домашнюю работу. Иногда мы ездили на Фрунзенскую набережную к его другу Востоку, сыну Бабрака Кармаля, жившему в огромной квартире с очень высокими потолками, сверху донизу занятую книжными шкафами. «Ты не слышала об Эдуарде Лимонове? – обескуражил он меня неожиданным вопросом, – Вот, читаю его книгу».
Однажды летом 1994 года к Саиду пришел в гости его родственник, долгие годы проживавший в Лондоне. Я не понимала дари, и они разговаривали при мне, но было видно, что разговор секретный, так как говорили тихим голосом, чтобы не было слышно афганцам в другой комнате. До меня часто доносилось слово «талиб», и я как лингвист поняла, что разговор о них. После ухода этого человека я спросила Саида: «А что такое «талиб»?» Он как-то неуклюже дернулся от неожиданности: «Талиб- это студент, и вообще, больше не повторяй за нами то, что слышишь. Мой брат сказал, что англичане организовали новую группировку под названием «Талибан. Они тренируют ее в Пакистане. А затем к власти вернется Захир шах, бывший афганский король». Я не поняла ни одного слова, особенно то, почему это плохо, что англичане тренируют студентов в Пакистане.
Любимым местом времяпровождения Саида был валютный ресторан «Дели» на улице 1905 года. Ресторан был действительно шикарный, у входа стоял швейцар, которому гости давали валюту на чаевые. В ресторане было несколько тематических залов, один в стиле диско с танцевальным кругом, второй –модерн, но мы всегда сидели в третьем зале – традиционном, с резными деревянными ширмами, разделявшими зал на уютные кабинки. Он встречался там с советскими «мушавирами» советниками, один из которых Генрих Анатольевич Поляков, особенно меня поразил. Он знал об Афганистане и афганцах буквально все – историю, экономику, роды, кланы, имена полевых командиров и их взаимоотношения. Тогда я не понимала, что сижу за одним столом с бывшим начальником афганского сектора международного отдела ЦК КПСС, с человеком, прошедшим все этапы до ввода и во время присутствия советского контингента в Афганистане, блистательным аналитиком и востоковедом, который не сможет пережить развал страны и предательство высшего руководства, и закончит жизнь трагически, скончавшись брошенный всеми в хосписе от тяжелой болезни в 2012 году в Москве.