з нашего класса. Туманов. - Андрей, - тихо говорит он. - Да мне все равно, - толкаю его, - рыжий, чо приперся? - Какое личико? - Володька подключается к Ваньке, и они теребят его рыжие лохматые пряди. - Мне нужно в туалет. Быстрее, - он забегает в кабинку, запираясь на защелку. Нас охватывает дикий смех. Громче всех смеюсь я, неспособный остановиться, успокоиться. - Точно это парень? - Макс запрыгивает на мусорный бачок, заглядывает сверху в кабинку. Андрей быстро вырывается из кабинки. Бедный, даже дела свои не завершил толком. - Куда поскакал? - я перегораживаю ему дверь. Он весь дрожит. Вижу, как пытается показаться сильным, оттолкнуть меня. Я злюсь, резко разворачиваю к себе спиной, хватаю за руку, закидываю ее ему за спину. Макс наклоняется к нему и пытается то ли посмотреть ему в глаза, то ли поцеловать. Андрей дергается, плюет ему в лицо. Макс врезает ему по лицу, я интуитивно дергаю его за руку, закидываю ее ему назад. Да так сильно, что выворачиваю. Слышу хруст. Вывих. Он орет как сумасшедший. - Кому ты плюнул, страшилище? - я кидаю его на пол. Макс тут же седлает его, крепко удерживая бедра своими ногами. Я сажусь у его головы, перехватываю руки. Володька стоит рядом и снимает все на мобильник. Ванька наблюдает за всем этим, смеется и периодически затягивается сигаретой. Туманов ревет. Ревет как девчонка. Правая рука неестественно болтается и он, пару секунд посмотрев на нее, пытается вырваться, боясь, что мы ему сломаем остальные части тела. - Держи крепче, посмотрим, что из себя красавчик представляет, - пока Макс орудует с его штанами, я пытаюсь занять его рот, чтобы он не орал. - Чур, за плохое поведение наказываю его я. - Мама... Мне к маме нужно... Умоляю, - прежде чем я травмирую его детскую психику, сознательно понимая, что я применяю насилие к несовершеннолетнему, он успевает уставиться на меня маленькими голубыми глазками, которые, как бусинки, горят в освещении тусклого лунного света, что льется в грязный сортир из открытого нами окна. Но мы не слушаем. Разум стучит, уходит далеко назад, включая врожденные животные инстинкты. Дарвин ошибался, некоторые из людей произошли от хищников. Крик. Снова крик. Пелена перед глазами... Занавес. Белый занавес закрывается перед моими глазами, и я сам не ведаю, что творят мои руки. Я не слежу за другими парнями. Кажется, они доставляют ему еще телесные повреждения, измываются над болтающейся правой рукой, тянут за нее, не умея, пытаются вправить. Туманов, не ори... Мозг мой крик твой проедает, как кислота. - Сашка. Молчу. Он, полуобнаженный, сидит на полу, я же - на подоконнике. Ногу держу на его плече. Он всхлипывает. Окно открыто, весь трясется. Я сам, по правде сказать, замерз. - Саш. Андрей пытается отползти от меня за своими джинсами. Я надавливаю грязным ботинком ему на шею. Он послушно замирает. - Лорин! - психует Макс. Я все же отзываюсь. - Мы пошли. Ты с нами? - Сейчас, - наклоняюсь, выдыхаю горький дым сигарет и алкоголя ему в лицо. Он закрывается рукой и орет так пронзительно, что у меня уши закладывает. Бьется головой о подоконник, пытается удариться о батарею. Изо лба уже кровь течет. - Больной... Валим, - Володька толкает засмотревшихся парней к выходу. Я остаюсь с Андреем. Спрыгиваю с подоконника, хватаю его за волосы, оттаскиваю в центр туалета. Помню, что заначка у меня за батареей. Достаю бутылку, открываю ее и поливаю его голову паленой водкой. Оставив немного себе, делаю большой глоток. Он цепляется длинными пальцами за мои ноги, бормочет, жмется лбом к моим коленям. Толкаю его, кидаю рядом с ним бутылку. Она, соответственно, разбивается, он шарахается от осколков, опирается на вывернутую руку. Она, конечно, не держит. Он падает и снова заливается громким криком и плачем. Потом, замирает. Я, пьяный, шатаюсь и вываливаюсь из туалета... Крик. Всхлипы. - Молодой человек. Крики угасают. Перед глазами темнота. - Молодой человек. Открываю глаза. Я сижу на лавочке, перед церковью. Сегодня воскресенье. Пришел сюда очень рано, сел на лавочку и заснул. Вот это сон! Все мое прошлое... Детально и так ярко. Давно мне такое не снилось. Прикрываю рот платком, чувствую, как меня сейчас вырвет. После того дня меня очень сильно тошнило. Мало того, что это было похмелье, так я вспоминал события и изливал свои внутренности в унитаз. - Молодой человек, - я поворачиваю голову. Со мной сидит старичок. Простой нищий. Держит протянутой руку. Смотрит на меня так, как Андрей смотрел в ту ночь. Меня снова тошнит. - Вам плохо? - он предлагает мне бутылочку с водой. - Не брезгуйте руками нищего. Я недавно ее купил. Обычная минералка. Киваю, хватаю у него бутылочку и залпом пью. Александр, ты сам себе психолог. Соберись! Успокой себя. - Спасибо, - отдаю ему бутылочку, запускаю пальцы в черные взъерошенные пряди, зачесываю их назад. Ветер играет с волосами, бросая их то вперед, то назад. Кончики щекочут уши. Не такие они и длинные, но густые, да и стричь их пора. Не зарастать же, как Туманов. О, черт! Снова о нем! - Вы тут часто бываете? - После всех своих деяний отдался Богу. Хочу замолить грехи. Церковь для меня святое. - Это хорошо, - он тихо смеется. Одежда на нем старая, плохо пахнущая. Но я молчу, всё понимаю и совершенно не брезгую им. У него длинная седая борода. Глаза серые, смотрят в небо. Кажется, что он плохо видит. Его взгляд все время мелькает мимо меня. - В чем же ты грешен? - Людям жизнь испортил. В особенности одному человеку. - Нельзя так, - протягивает он, качая головой. - Нужно не в церкви молитвы читать, а делами грехи замаливать. Только так. Нет, молитвы - это хорошо. Но ими себя от Страшного Суда не спасешь. - Я боюсь, что ничего не в силах изменить. Испортил так жизнь этому человеку, что теперь он одинок, отвергнут всеми. - Все его отвергли, а ты его прими. Дай свое тепло, согрей. Подари то, что отнял. Церковь открывают. Я поднимаюсь со скамьи. - Помни, - говорит он мне, - всё, что сделал - на тебе отзовется в три раза хуже. Умрешь в одиночестве и сгниешь. Я отхожу от него. Какого лешего ему надо?! - Помни, за любое деяние будешь страдать.