ываю глаза, погружаясь в холод, который еще сильнее стягивает оковы на моем теле. Туманов, у тебя, что, вместо сердца пульсирующая ледышка? Меня ударяет молнией. Я разжимаю руки, отпускаю его, чуть не падаю назад. Но он крепко держит меня. Держит, как будто знает, что я теряю равновесие от всего пережитого моей нездоровой психикой. Нужна ли психологу помощь другого психолога?.. Молния проходит через мое тело. Разряд пробегает по мышцам. Туманов прижимает меня крепко-крепко. Перед глазами проносится момент, где он жмется ко мне спиной. Я вожу своими руками по его прохладному, вспотевшему телу. В окно врывается ветер, обдувает его. Он трясется. Туманов вздрагивает. Картинка пропадает. Я закрываю глаза снова, и кино возобновляется. Я грубо кричу на него. Парни пинают. Он то ли стонет, то ли скулит... Обнаженное тело толкает Макс. Я подхватываю его. Он наваливается на меня. Смотрит глаза в глаза. Андрей отстраняется от меня. Его лицо в паре миллиметров от моего. Он смотрит на меня из полуприкрытых ресниц. Затем резко и широко распахивает глаза. Оковы с моих рук падают, я, находясь в его объятиях, падаю вниз, в бездонную, безумную пропасть. Снова холод. Холод от него. Я замираю. В ушах слышу, как кровь разгоняется сердцем. Тем самым мешочком, беспрестанно работающим, стучащим. Шум в ушах отдается... - Пожалуйста, отпусти, - перед глазами он, и еще как пленка, дополнительная накладка, кадры из прошлого. Туманов настоящий и Туманов прошлый - оба они шевелят губами в такт этим словам. - Отпусти... К маме... Мне надо. Отпусти. - Уйди! - я отталкиваю его от себя, сбрасываю все оковы, возвращаюсь в реальное время. Вскакиваю с пола, падаю в кресло, поджимая ноги под себя. Андрей смотрит на меня как-то неестественно. Маленькие голубые глазки прожигают во мне дыру. Светлана утверждала, что, отсидев срок в тюрьме, они все приобретают этот холодный взгляд. Так было с ее отцом, который смотрел на нее пронзительными, лишенными смысла глазами. Вроде на тебя смотрит, а как будто в тебе дыра. И он пялится в эту пустую дыру... Я прихожу в себя. Собираюсь с мыслями. Опускаю ноги на пол. Мои галлюцинации - побочный эффект недосыпа. Какую ночь я хожу кругами по комнате, истерично покусываю ногти. Скоро сами пальцы сгрызу. Я смотрю на свои пальцы. Из рук моих падает записная книжка, ручка. Кончики пальцев все в застывшей крови. Я съем свои руки... Мне нужна помощь специалиста. - Вы в порядке? - я наклоняю голову вниз. Андрей сидит у кресла. В его руках блокнот и ручка. Он протягивает мне их, поднимается с пола, отряхивает широкие мешковатые джинсы. - Я... устал. Очень устал, - смотрю на часы. Большие, настенные, в форме черного ящичка, усыпанного какой-то темной, шероховатой пылью. Они тикают, а в ушах сердце начинает разгонять кровь в ритм этому тиканью. - Да. Четыре часа, - кивает он. - Вы, верно, устали. До трех же обычно принимаете. - Ты у меня сегодня последний, - я усаживаюсь в кресле. Чувствую, как с головы моей тонкими каплями стекает горячий пот. Тяжело дышу, словно сзади меня кто-то шарфом душит. - Мы перешли на «ты», - он улыбается. Его улыбка, превосходящая лучи солнца в дождливую погоду, затмевает все. Словно свет ударяет мне в глаза, от чего я жмурюсь. Он тихо смеется, подходит ко мне. - Я, кажется, начинаю получать успокоение. - Рад помочь. Ты... далеко живешь? - сознательно перехожу с ним на «ты». Для него я - новый знакомый. А он для меня - известен со школьной скамьи. После того, что с ним сотворили мои руки... Да, я лучше их съем в следующую ночь, когда буду не спать и истерично бродить по комнате кругами. - Да. Довольно далеко. - Где? Он говорит мне адрес. Мысленно представляю, где это может находиться. - Я подвезу тебя до дома. - Не стоит, - он наклоняется, берет со стола мою визитку. Эту стопочку я приготавливаю каждое утро для посетителей. Прошу, чтобы раздали мои визитки друзьям. - Простите, по отчеству не знаю, как обратиться, - он вслух читает мое имя на визитке. И читает его так, как палач в средневековье, готовящий меня к казни, - Лорин Александр Владимирович. - Просто Саша, идет? - я смотрю на него. Он на меня. Глаза в глаза. - Тогда я просто Андрей, - слишком красивая у тебя фамилия, чтобы звать тебя «просто Андрей». - Лооорин, - протягивает он, - где-то я ее слышал. Из пола вырываются языки пламени. Они обхватывают мои ноги, сжимают их. Потолок превращается в лед. И отколовшаяся глыба льда летит на меня. Я продолжаю ему улыбаться, делая вид, что со мной ничего не происходит, и перед моими глазами не творится такое. Он улыбается снова. - Прости, не могу вспомнить. Меня когда в другую камеру перевели, то соседи плохие попались. Один раз избили. Чуть не умер... После этого забыл много кого из своей жизни. Перед глазами все исчезает. Он не помнит меня. Он забыл меня. Он только помнит боль, что ему причинили. Но не тех, кто эту боль ему причинял... - Поехали. Отвезу домой. Мы останавливаемся около неблагополучного, заброшенного, разрушенного временем райончика. Я не заглушаю мотор автомобиля. - Красивая машина, - Андрей водит рукой по двери. - У меня такая же была бы, если в тот день этот подонок мне жизнь не испортил, - он пожимает плечами. Говорит уже об этом спокойно. Открывает дверь, вылезает из машины, тащит за собой сумку, ловко перекидывает ее через плечо. - Андрей! - вскрикиваю я, выскакивая из машины. - Стой! Он оборачивается. Полы длинной, болоньевой куртки развеваются на ветру. Шарф, обвивающий шею, длинными черными концами мотается из стороны в сторону. - Чего? - Ты тут живешь? - Это от матери осталось. Лет пятнадцать уже прошло. Ремонт решили не делать. Снесут, построят супермаркет. Мне, может, жилье получше найдут. - Андрей, - он было уже разворачивается, но я хватаю его за руку. Поднимается сильный ветер, кружит в воздухе опавшую листву. Мы с ним стоим, как принц и нищий. Я сделал его таким. Я испортил его психику, его жизнь... - Андрей! - настырно повторяю я. Вух. Вух. Вух. Опять биение холода. - Андрей, - притягиваю его к себе. Послушно подходит, скрипя подошвой кроссовок, - поживи пока у меня, идет? Молчит. - Я не хочу, чтобы ты тут мерз, ютился, мучился. - У меня нет денег, чтобы впоследствии оплатить теплый прием. Глаза в глаза. Замираю, шепчу: - Я психолог. Я должен помогать людям. Пока поживешь. Наладишь свою психику. Работу тебе найду, потом придумаем, как сможешь отплатить. Молчит. - Андрей, - мне стыдно за то, что я сделал с тобой. Та штука, совершенная по пьяни, навеки убила твою детскую, ранимую психику. Я не отпустил тебя даже тогда, когда ты просился к матери. Я грешен не перед Богом. Я грешен перед тобой. Словно прочитав это в моих мыслях, он медленно расплывается в улыбке, кивает. Мы идем к нему, собрать его вещи. Молитва - это хорошо. Но молитвой грех перед человеком не замолишь. В голове все еще звучат слова того старичка, что сидел со мной в то воскресенье. - Ты проходи, не бойся, - я подталкиваю его в дом. Он немного волнуется, - это тебе не узкая квартирка, а собственный, большой дом, за городом, как-никак. - А на работу удобно ездить? Далеко ведь, - Андрей, немного сонный, заходит внутрь. У самого входа принимается снимать обувь. Но я его останавливаю, говоря, что можно пройти и в обуви, только нужно протереть ее. Я тяну его в гостиную, показываю привычные мне стены, увешанные картинами. Ставлю его чемоданы на дорогой паркет. Приглашаю присесть на широкий, коричневый диван. В шутку предлагаю закинуть ему ноги на стеклянный журнальный столик. - Если бы у меня все так было... Снова холод, устал уже. Не разгружая сумки с продуктами, тащу чемоданы наверх, в его комнату. Объясняю, что если что потребуется - моя комната напротив него. Он просится помочь мне на кухне с приготовлением ужина. Я, честно, не хочу его разочаровывать, что ужинаю только пиццей, разогретой в микроволновке, или чашечкой чая с печеньем. Пришлось согласиться. Андрей стремглав помчался на кухню, как ребенок, которого вроде обидели, а теперь приласкали... Я потащил его чемоданы в комнату. Из сумки случайно выпала записная книжечка. Поставив чемоданы у кровати, я поднимаю ее с пола, листаю. В ней записаны номера телефонов, адреса. Долистав до буквы «Т», натыкаюсь на Анну Туманову . На кухне что-то загремело. Андрей, наверное, уронил с полки кастрюли. Я достаю мобильник. Почитав еще записи к этому контакту, я все же понимаю, что это его бывшая жена. Не знаю, что мной движет. Просто тупо проявляю свое геройство. Набираю номер этой его жены, чтобы просто услышать... Нет. Чтобы просто поговорить... Нет. Чтобы узнать, за что она добила его психику... Нет. Зачем она с ним так поступила... Падаю на кровать. Нет. Зачем она убила в нем человека, воспользовавшись его хрупким характером, как и я... Да. Именно так. - Алло, - сердце сжимается. И снова пульсация в ритм биения часов. - Это Анна? - Да, - отвечает звонкий, женский голос. - Андрея Туманова знаете? - Знаю, - вдруг голос, как натянутая струна, рвется, становится тонким и взволнованным. - Вы не побеспокоились о нем после того, как его выпустили из тюрьмы. Ему жить негде стало! - обвиняю. Вот же я... ребенок. - Из тюрьмы? Выпустили? Вы, видно, шутите. Откуда у вас мой номер? - Он сейчас со мной. - Кто? Андрей