вели, то соседи плохие попались. Один раз избили. Чуть не умер... После этого забыл много кого из своей жизни. Перед глазами все исчезает. Он не помнит меня. Он забыл меня. Он только помнит боль, что ему причинили. Но не тех, кто эту боль ему причинял... - Поехали. Отвезу домой. Мы останавливаемся около неблагополучного, заброшенного, разрушенного временем райончика. Я не заглушаю мотор автомобиля. - Красивая машина, - Андрей водит рукой по двери. - У меня такая же была бы, если в тот день этот подонок мне жизнь не испортил, - он пожимает плечами. Говорит уже об этом спокойно. Открывает дверь, вылезает из машины, тащит за собой сумку, ловко перекидывает ее через плечо. - Андрей! - вскрикиваю я, выскакивая из машины. - Стой! Он оборачивается. Полы длинной, болоньевой куртки развеваются на ветру. Шарф, обвивающий шею, длинными черными концами мотается из стороны в сторону. - Чего? - Ты тут живешь? - Это от матери осталось. Лет пятнадцать уже прошло. Ремонт решили не делать. Снесут, построят супермаркет. Мне, может, жилье получше найдут. - Андрей, - он было уже разворачивается, но я хватаю его за руку. Поднимается сильный ветер, кружит в воздухе опавшую листву. Мы с ним стоим, как принц и нищий. Я сделал его таким. Я испортил его психику, его жизнь... - Андрей! - настырно повторяю я. Вух. Вух. Вух. Опять биение холода. - Андрей, - притягиваю его к себе. Послушно подходит, скрипя подошвой кроссовок, - поживи пока у меня, идет? Молчит. - Я не хочу, чтобы ты тут мерз, ютился, мучился. - У меня нет денег, чтобы впоследствии оплатить теплый прием. Глаза в глаза. Замираю, шепчу: - Я психолог. Я должен помогать людям. Пока поживешь. Наладишь свою психику. Работу тебе найду, потом придумаем, как сможешь отплатить. Молчит. - Андрей, - мне стыдно за то, что я сделал с тобой. Та штука, совершенная по пьяни, навеки убила твою детскую, ранимую психику. Я не отпустил тебя даже тогда, когда ты просился к матери. Я грешен не перед Богом. Я грешен перед тобой. Словно прочитав это в моих мыслях, он медленно расплывается в улыбке, кивает. Мы идем к нему, собрать его вещи. Молитва - это хорошо. Но молитвой грех перед человеком не замолишь. В голове все еще звучат слова того старичка, что сидел со мной в то воскресенье. - Ты проходи, не бойся, - я подталкиваю его в дом. Он немного волнуется, - это тебе не узкая квартирка, а собственный, большой дом, за городом, как-никак. - А на работу удобно ездить? Далеко ведь, - Андрей, немного сонный, заходит внутрь. У самого входа принимается снимать обувь. Но я его останавливаю, говоря, что можно пройти и в обуви, только нужно протереть ее. Я тяну его в гостиную, показываю привычные мне стены, увешанные картинами. Ставлю его чемоданы на дорогой паркет. Приглашаю присесть на широкий, коричневый диван. В шутку предлагаю закинуть ему ноги на стеклянный журнальный столик. - Если бы у меня все так было... Снова холод, устал уже. Не разгружая сумки с продуктами, тащу чемоданы наверх, в его комнату. Объясняю, что если что потребуется - моя комната напротив него. Он просится помочь мне на кухне с приготовлением ужина. Я, честно, не хочу его разочаровывать, что ужинаю только пиццей, разогретой в микроволновке, или чашечкой чая с печеньем. Пришлось согласиться. Андрей стремглав помчался на кухню, как ребенок, которого вроде обидели, а теперь приласкали... Я потащил его чемоданы в комнату. Из сумки случайно выпала записная книжечка. Поставив чемоданы у кровати, я поднимаю ее с пола, листаю. В ней записаны номера телефонов, адреса. Долистав до буквы «Т», натыкаюсь на Анну Туманову . На кухне что-то загремело. Андрей, наверное, уронил с полки кастрюли. Я достаю мобильник. Почитав еще записи к этому контакту, я все же понимаю, что это его бывшая жена. Не знаю, что мной движет. Просто тупо проявляю свое геройство. Набираю номер этой его жены, чтобы просто услышать... Нет. Чтобы просто поговорить... Нет. Чтобы узнать, за что она добила его психику... Нет. Зачем она с ним так поступила... Падаю на кровать. Нет. Зачем она убила в нем человека, воспользовавшись его хрупким характером, как и я... Да. Именно так. - Алло, - сердце сжимается. И снова пульсация в ритм биения часов. - Это Анна? - Да, - отвечает звонкий, женский голос. - Андрея Туманова знаете? - Знаю, - вдруг голос, как натянутая струна, рвется, становится тонким и взволнованным. - Вы не побеспокоились о нем после того, как его выпустили из тюрьмы. Ему жить негде стало! - обвиняю. Вот же я... ребенок. - Из тюрьмы? Выпустили? Вы, видно, шутите. Откуда у вас мой номер? - Он сейчас со мной. - Кто? Андрей? - через секунду она разрывается громким смехом. - Вы, мужчина, шутник. Вот напугали, - и она хохочет еще громче. - Туманов? С вами? Вот вы даете, - меня оглушает истерический смех. - Кто Вам номер дал? Нехорошо, знаете, над таким смеяться... Каким бы он ни был, но все же, - она еще тихонечко смеется. - Хорошая шутка. Гудки. - Зачем ей звонил? Я оглядываюсь, и меня чуть с кровати не скидывает. - Андрей? Ты давно тут стоишь? - Зачем звонил? - в его руке кухонный нож. Может ли человек, отсидевший год в тюрьме за то, что ударил жену об батарею, убить того, кто его пригрел? Нет. Того, кто сделал его таким?.. - Она... Она засмеялась, когда я о тебе сказал, - я поднимаюсь с кровати. Он выхватывает из моих рук книжку. - Не звони никому! Никогда! Не твое. Нечего меня ни перед кем защищать! Я киваю. Единственное, что я хотел, так погеройствовать, защитить его. Я хочу его защищать. Оберегать. - Андрей... - Не звони! - он замахивается на меня ножом. Я замираю. Все замирает. Если он убьет меня сейчас, то сделает совершенно правильно. На небесах попрошу у Бога, чтобы он отпустил ему этот грех. Ибо в этом виноват я сам. Я сам причинил ему боль. Не прочь получить от него наказание. Лезвие ножа острое, и если оно заденет меня, то пройдет глубоко. Нож вонзится в тело, как вонзается в сливочное масло. Но Андрей роняет его. Я подхожу к нему. Он хочет заплакать, но, кажется, не может. Я обнимаю его, и понимаю, что теряю равновесие. Я устал. Андрей подхватывает меня под руки. Впервые за все эти дни я наконец-то заснул.