Такая методология уже нравилась последователям, потому что заключительные слова о «тысячах перестрелянных» были встречены аплодисментами…
Ленин понимал, что захваченную власть он в состоянии удержать, лишь применяя безбрежное «революционное насилие». Мы, воспитанные на «священном писании» ленинизма, видели оправдание этой классовой жестокости в самих «обстоятельствах», «условиях», «конкретной обстановке», напрочь отбрасывая ту реальность, что она была создана прежде всего самими большевиками. Так уж сложилось с ленинских времен: готовность и способность к насилию во имя «высоких целей» были всегда оправданны. Трудно даже представить, что в начале века Ленин был социал-демократом и вроде бы уважал традиционные ценности движения!
Самое страшное – к насилию (политическому, идеологическому, физическому) все привыкли. Ленин сам давал пример беспощадности как выражению высшей революционной добродетели.
Правда, большевики несколько раз «пытались» отменить смертную казнь. В своей речи на совещании председателей губернских и уездных исполкомов 1 февраля 1920 года Ленин демагогически утверждал, что Совнарком сделает все, «чтобы применение смертной казни в России стало невозможным»{245}. Однако уже во время кронштадтского восстания моряков и солдат против большевистского засилья Ленин явился инициатором жестокого подавления стихийного выступления обманутых людей. Расстреливали за одно то, что люди находились в крепости или на кораблях Кронштадта. Например, 20 марта 1921 года заседанием Чрезвычайной «тройки» было заслушано дело по обвинению 167 военных моряков линкора «Петропавловск». Все представшие перед «тройкой» приговорены к расстрелу. Приговор немедленно приведен в исполнение. На другой день на этом же корабле расстреляли еще 32 человека, а 24 марта – 27 моряков этого же линкора…{246} Работали десятки «судов» и трибуналов. Только Петроградская губчека приговорила к расстрелу 2103 человека, осмелившихся возвысить голос против партийного засилья об обмане матросов и солдат – вчерашних крестьян{247}.
Командующий 7-й армией Тухачевский приказал начать штурм: «Не позже завтрашнего дня атаковать линкоры «Петропавловск» и «Севастополь» удушливыми газами и ядовитыми снарядами»{248}. Да «жаль», снаряды не успели подвезти… К лету 1921 года было приговорено к расстрелу 2103 человека, к тюрьмам и высылке-6459 участников кронштадтского восстания{249}. Позже, когда большевистский порядок наводил уже Сталин, практически все сосланные были расстреляны.
Так Ленин «боролся» с террором и смертной казнью. Его власть не могла обходиться без них; она просто бы рухнула без насилия.
В декабре 1919 года в советской России сложилось напряженное положение с топливом. Ленин подписывает мандат о назначении А.В. Эйдука особоуполномоченным Совета обороны по заготовке и отгрузке топлива. Привлекались для этого, естественно, «буржуи»: чиновники, творческая интеллигенция, царское офицерство, другие обнищавшие при советской власти «бывшие». Как правило, все они лишены продовольственных карточек по социальному признаку. Являлись обычными картины, когда обессилевшие люди, закутанные в остатки былых роскошных одежд, неумело грузили на железнодорожные платформы стылые бревна под присмотром какого-нибудь «уполномоченного». Эти люди из «бывших», в соответствии с решениями политбюро (и, в частности, от 20 апреля 1921 года), были «уплотнены» в своих жилищах, а то и попросту лишены их, как и всего самого необходимого{250}. Несчастные, естественно, пытались использовать любой повод, любую лазейку для уклонения от «революционной» повинности. Церковные праздники вроде давали такую возможность.
В ленинской записке А.В. Эйдуку 25 декабря 1919 года, в частности, говорится: «…мириться с «Николой» глупо: надо поставить на ноги все чека, чтобы расстреливать не явившихся на работу из-за «Николы».
Немедленно нужны экстренные меры:
1) чтобы поднять погрузку,
2) чтобы предупредить прогулы на Рождество и Новый год. Сообщите мне сегодня же, какие экстренные меры принимаете.
Ленин»{251}.
Как читатель понимает, записка, опубликованная в официальной историографии, содержала купюру. Подобно всему остальному политическому творчеству Ленина, весьма густо пересыпанному требованиями расстрелов и казней. Но Ленин не ценил жизни не только буржуа, но и большевиков. Методология мышления вождя была одномерной; для достижения поставленной цели допустимо абсолютно все.