Выбрать главу

— Бедняжка, — прошептала Бланка. — Такое впечатление, будто он еще бьется в конвульсиях, хотя понятно, что он мертв. Только маньяк мог такое сделать с человеком. Ты не думаешь?

Дверь в кабинет Дурана с шумом распахнулась, и на пороге появился декан. Он тяжело дышал.

— Бланка, не отвлекай его, пожалуйста. Входи, Даниэль, и расскажи мне все по порядку.

Прежде чем закрыть за собой дверь, Дуран с ехидной улыбкой добавил:

— Бланка, я оставлю дверь полуоткрытой, чтобы тебе удобнее было подслушивать.

Секретарша Дурана, фыркнув, поднялась с места и с силой захлопнула дверь.

— Ну вот, и пошутить нельзя, — сказал Дуран. — Но так даже лучше.

Даниэль смотрел на портрет Чайковского, висевший над столом Дурана, и думал, что, возможно, это единственная деталь, позволяющая заподозрить декана в том, что он гей. Сексуальная ориентация Дурана не только никому не была ясна, но представляла интригующую тайну, которую пока не удалось разгадать ни преподавателям, ни студентам отделения. Те, кто знал его не слишком хорошо, полагали, что любые сексуальные отношения кажутся Дурану бессмысленной тратой сил и времени. Декан был ярым мизантропом и утверждал, что животные заслуживают куда большего доверия, чем люди. Единственными существами, к которым он питал привязанность, были два лабрадора, Мерфи и Тальон, много лет делившие с ним кров.

— Концерт был потрясающим, — промолвил наконец Даниэль. — Жаль, что ты не мог прийти.

— Бог в деталях, как сказал Мис ван дер Роэ. Не пытайся кормить меня банальностями: «Божественно! Великолепно!» Я хочу знать поминутно, что ты видел и слышал, с первого и до последнего мига.

Даниэль подробно рассказал о концерте, закончив странной встречей с Томасом в артистической.

— Ты хорошо потрудился, — удовлетворенно произнес Дуран. — А теперь я тебя удивлю. Меньше десяти минут назад мне звонил Мараньон.

— Тебе? И вы не поссорились?

— Мне пришлось смирить свою гордыню, потому что меня терзало любопытство. Он был сама любезность. «Как жаль, что вас не было на концерте», и все такое. Он мне рассказал подробности убийства, о которых не сообщали по радио. Знаешь, у него прямая связь с министром внутренних дел. Кажется, Томасу отрубили голову одним ударом. Срез настолько ровный, что в полиции считают, что его гильотинировали.

— Гильотинировали? Как во времена Французской революции? Как Марию Антуанетту?

— Вот именно. И еще. Его убили не в Каса-де-Кампо. Там есть следы крови, но в недостаточном количестве. Когда отрезают голову, кровь хлещет фонтаном. В полиции считают, что его убили где-то еще, а после отвезли в Каса-де-Кампо.

— А голову?

— Ее пока не обнаружили. Полицейские прочесывают парк с собаками, но до сих пор ничего не нашли.

— Какое зловещее преступление, верно? Его пытали?

— Кроме следов от наручников, на теле нет никаких повреждений. Вероятно, смерть была мгновенной. Словно убийца хотел избавить жертву от мучений.

— Но я только что видел фотографию, и у меня не возникло такого впечатления. Ты говоришь, его не истязали?

— Во всяком случае, пока он был жив.

— Некая разновидность гуманного психопата?

— Возможно. Обычно психопаты отрезают голову жертве, когда хотят ее расчленить, но перед этим или душат, или убивают ножом. Потому что отрезать голову живому человеку, даже если она неподвижно лежит на деревянной колоде, не так уж просто. Даже опытным палачам иногда приходилось делать несколько ударов. Потому и появилась гильотина. Чтобы сделать казнь более гуманной и, наверное, чтобы покончить с чаевыми.

— С чаевыми?

— Чаевые давали палачу, чтобы он наточил топор поострее и прикончил жертву одним ударом. По словам Мараньона, гильотина, напротив, режет так чисто, что голова еще несколько секунд не теряет сознания. Наиболее известен случай с Шарлоттой Корде.

— Если это слишком страшно, то я не стану даже слушать. Меня и так чуть не вырвало, когда я увидел труп на фотографии.

— Когда эту девушку гильотинировали за то, что она убила Марата, — продолжал Дуран не без садизма, — палач поднял голову из корзины и на глазах у толпы нанес ей две пощечины. Люди, стоявшие поблизости от эшафота, отчетливо видели, как на лице Корде появилось негодующее выражение. Должно быть, бедняжка даже слышала издевательские крики толпы.

Подробный и несвоевременный рассказ Дурана возымел свое действие: истерзанный желудок Даниэля вновь скрутило.