— Отдаю свою судьбу в твои руки.
Они шли в тишине по помещениям Школы, пока не оказались у высокой зеленой двери, за которой находилась обитель Вернера.
Приготовив Малинаку капучино, доктор сказал:
— История, которую ты всегда рассказываешь туристам о липицианах и генерале Паттоне, документально подтверждена?
Хотя Малинак не мог видеть лица доктора, по его голосу и форме, в которой был задан вопрос, он почувствовал, что Вернер спросил об этом не из простого любопытства.
— Да, конечно. А в чем дело, Отто?
— И русские хотели уничтожить лошадей?
— Во время Второй мировой войны нацисты переправили маток и жеребят липицианов отсюда, из Австрии, из Пибера, в Богемию. Несколько немецких офицеров, взятых в плен советскими войсками, сумели сообщить генералу Паттону, что лошадей хотят пустить на провиант солдатам. Паттон послал спасательную экспедицию в тыл русским и освободил двести пятьдесят лошадей. А почему ты в этом сомневаешься?
— Да я не сомневаюсь. Дело в том, что у меня жена русская.
Немного помолчав, Малинак сказал:
— Прости, я не знал.
— Я рассказал ей эту историю, и началось такое… Она говорит, что это возмутительно, а я как заместитель директора попустительствую тому, что люди, выйдя из Школы, думают, будто русские — шайка живодеров.
— Если хочешь, я перестану об этом рассказывать.
— Нет, речь не о том, но, если можешь, немного подсласти пилюлю. Скажи, что русские обращались с лошадьми без должной заботы и внимания, а Паттон положил этому конец.
Услышав эту версию, Малинак улыбнулся:
— Согласен. Я, конечно, так и сделаю, раз об этом просишь ты. Своим теперешним местом я обязан тебе.
Некоторое время они смаковали капучино, затем Вернер поднялся и сказал:
— Знаешь что? Рассказывай что хочешь. Я предпочитаю лгать не посетителям, а своей жене. Ольге я скажу, что ты больше об этом не рассказываешь, и ей придется поверить мне на слово.
Малинак, оживившись, встал и раскрыл белую трость:
— Не провожай меня до двери, Отто. Я прекрасно передвигаюсь с этой штукой.
Но сделав три шага к двери, экскурсовод споткнулся о какое-то препятствие и упал.
— Ты не ушибся? — спросил Вернер, помогая ему встать.
Малинак ощупал деревянный пол у себя под ногами и обнаружил выступающую доску, которую легко поднял.
— Что за дела, — пробормотал Вернер. — Клянусь, эта доска всегда держалась крепко.
Убедившись в том, что под настилом пусто, слепой спросил:
— Что ты там прячешь, Отто? Труп?
Глава 17
Агилар назначил встречу Софи Лучани, дочери Рональда Томаса, в кафе криминалистической лаборатории в пять вечера, за два часа до того, как Даниэлю предстояло осмотреть голову убитого в присутствии судьи Родригес Ланчас. Увидев фотографию ослепительной Софи, Матеос решил лично провести допрос, в ходе которого намеревался собрать как можно больше информации о жертве и вероятных мотивах преступления, а затем поддержать молодую женщину в горестный момент опознания отрубленной головы отца.
Матеос и его помощник прибыли на место встречи за несколько минут до дочери Томаса и, показав администратору кафе свои удостоверения, уселись в укромном углу и в интересах конфиденциальности попросили его освободить два соседних столика.
Сидевшие за ними посетители, в основном работники лаборатории, неохотно поднялись и, недовольно ворча, пересели за стойку.
— Что-то у вас мрачноватый вид, шеф, — сказал Агилар после того, как оба уселись и заказали черный кофе. — И это очень странно, потому что перед допросом какой-нибудь красотки обычно вы просто сияете. Вот в прошлом месяце в том ночном клубе…
— Вопросы буду задавать я, — перебил его Матеос, никак не реагируя на комментарий Агилара, которого ценил как детектива, но не считал достаточно искушенным, чтобы говорить с ним о женщинах. — И никаких поцелуев, когда я тебя представлю. Пожмешь ей руку, и все.
— А если она сама захочет меня поцеловать? Что я тогда должен делать? Оставить ее с открытым ртом, как сардину, вытащенную из воды?
— Агилар, я не в духе.
— Почему, шеф?
— Ты разве не понимаешь, что мы находимся в куда худшем положении, чем судьи? Необходимо изменить закон о возбуждении уголовного дела, чтобы нам дали те же прерогативы, что и им. Если бы эта женщина, которая может сыграть ключевую роль в расследовании, давала показания перед судьей, ее бы считали свидетельницей и взяли с нее обещание говорить правду, предупредив ее, что дача ложных показаний является уголовным преступлением.