Так вот, сотрудник Полиции вытер пот со лба и, толкая Джуси вперёд, оглушительно заржал. Смех его походил на лай собаки, до сих пор мороз по коже. Наверное, мне стоило сразу же войти в свой отсек и дело с концом, но я продолжала стоять столбом и смотреть, как жизнь Джуси рушится на моих глазах.
У лестницы она обернулась.
Во взгляде её кроме страха была обречённость. Так смотрит маленькая дворняжка, прежде чем огромные бродячие псы разорвут её на части.
Стоит ли говорить, что больше Джуси никто не видел?
А мне с тех пор почти каждую ночь снятся жуткие кошмары, в которых она обвинительно тычет в меня пальцем или Полиция приходит уже по мою душу.
— Доброе утро, Кара! — здоровается Зефирка, широко улыбаясь во все свои тридцать два ровных и белоснежных зуба.
Вздыхаю, потому что мои совсем далеки от идеала — желтоватые, хотя я их чищу дважды в день, так ещё и передние выпирают вперёд. Сейчас уже меньше, а вот в младшей группе Питомника меня из-за этого даже сусликом называли.
Вглядываюсь в такие знакомо-незнакомые черты Зефирки, наверное, в тысячный раз, и всё равно дух захватывает. Это я и не я одновременно.
Вот моя родинка на левой щеке, и глаза всё те же — цвета болотной тины, хотя и блестят как-то по-особенному, волосы тоже мои — золотисто-коричневые, словно опавшая по осени листва в парке.
На этом наше сходство, пожалуй, заканчивается… Стоит Зефирке пошевелиться, как каждая складочка на её внушительном теле тоже оживает и колышется, словно желе.
У меня так никогда не бывает, потому что моё тело — сплошные кожа да кости… На лице Зефирки ни одного прыщика и вместо острых выпирающих скул — пухлые румяные щёки, а образ дополняют неприлично длинные ресницы — кажется, если такими моргать быстро-быстро, можно даже взлететь.
Мы будто близняшки, только она — особенная, а мне достались жалкие ошмётки общих генов. Чем дольше я на неё смотрю, тем сильнее ненавижу, потому что мне никогда не стать ею.
— Давай просканируем твоё тело? Возможно, именно сегодня твои показатели окажутся идеальными?
В тоне Зефирки чудится скрытая усмешка, хотя понятно, что программы не ухмыляются.
— Пошла в задницу! — шиплю так тихо, чтобы микрофон над потолком ничего не записал, а то ещё из Комитета по борьбе с Неугодными пожалуют, посчитав, что я сомневаюсь в Законе о Внешности.
— Давай просканируем твоё тело? Возможно, именно сегодня твои параметры окажутся идеальными? — механически повторяет Зефирка.
От набившего оскомину вопроса меня берёт злость — как будто у меня есть выбор!
Даже особенным приходится мириться с каждодневным ритуалом, правда, их результаты всегда на высоте… Им вообще повезло. Живут себе и в ус не дуют — все высокие посты в Регентстве или прибыльный бизнес — их.
Стандартных обычно направляют в интеллектуальные профессии — учителя, учёные, врачи, ну или они становятся музыкантами, телеведущими и писателями.
А мы, дефектные, выполняем самую чёрную и примитивную работу, и не так уж важно, что мозгов у тебя может быть больше, чем у дюжины особенных. Хотя иногда, бывает, везёт и работа достаётся не самая худшая. Мне вот повезло.
Покидая Питомник в свои шестнадцать, я по всем правилам прошла обязательное Глобальное Тестирование на профпригодность и меня порекомендовали на работу в Музей. Скомканная бумажка с результатами до сих пор валяется где-то в ящике стола.
Сухим канцелярским языком Центр Занятости уведомил, что несмотря на великолепные знания, статус дефектной не позволяет мне учиться в университете.
Вот так красиво мне и дали отворот-поворот.
Не знаю, на что я вообще рассчитывала? Что мои великолепные знания заставят комиссию сделать исключение и позволить дефектной поступить в университет?
Наверное, где-то в глубине души я и правда верила в чудо. Впрочем, мне грех жаловаться — работать протирщиком в Музее куда лучше, чем подметать улицы, скрести бордюры, драить посуду в одной из жевален, впахивать на заводе или в поле.
В общем, с тех самых пор я работаю в Музее — без малого два года. Получила свой отсек в общежитии дефектных и выживаю как могу, ибо на мизерную эйдоплату особо не разгуляешься.
Перевожу взгляд на экран, Зефирка продолжает картонно улыбаться. Задержав дыхание, запускаю процесс диагностики и отнимаю руку.
Теперь можно выбрать что-нибудь на завтрак. Нажимаю кнопку меню и на табло появляется список доступных блюд и цены.
Не густо.
Кашу на воде можно заказать за семьдесят эйдов, яичница обойдётся в сто тридцать, а вот бутерброд с маргарином — всего за двадцать.