Передонов сходит с ума на двух вещах. Во-первых, он уверен, что все вокруг состоят в заговоре, и поэтому он на всех доносит. Во-вторых, он сожительствует с Варварой такой, которая все время хочет его на себе женить, а дальняя родственница Варвары, о чем Варвара врет, княгиня. И вот эта княгиня может устроить Передонову повышение, на этом повышении Передонов помешан. Есть у него дружок Володин, похожий на барана, с которым они пьют постоянно. Под конец Володин в его больном мозгу и превращается в барана, и Передонов убивает его ножом в финале, когда окончательное безумие его настигает. Помните, последняя фраза романа: «Передонов сидел, уставив глаза в пол и бормотал невнятное»*.
Передонов не просто образ русской провинциальной тупости, это еще и образ ненасытной злобы. Он не безвредный Беликов, сравнительно безвредный тихий Беликов, который всех, и себя первого, хочет загнать в футляр, нет. Это Беликов агрессивный. Агрессия эта проистекает не только от водки. Она происходит от его чудовищной ограниченности и страха, что его обойдут, что его на всех путях пытаются извести какие-то враги. Он уверен, что весь мир к нему враждебен тотально, и в этом смысле Россия 1907 года (как во многих отношениях и нынешняя Россия) — это мозг Передонова, больное сознание Передонова, в которого во всех сторон нацелились кошмарные злобные конкуренты.
Я, конечно, не могу не упомянуть о странном существе — недотыкомка, которое возникает в романе тоже примерно во второй его трети, ближе уже к апогею, кульминации, и начинает Передонова мучить, изводить. Это она пришла из стихотворения Сологуба: «Недотыкомка серая утомляет присядкою зыбкою»**. Что такое недотыкомка? Это мелкий бесёныш, что-то вроде домового, странное существо, похожее на клок дыма. Там вообще в романе мастерски проведено несколько лейтмотивов. В начале, когда одна из героинь курит, у нее изо рта вырываются черные облака дыма. Потом этот дым, образ этой дымки, тумана преследует Передонова. И, наконец, он материализуется в образе вот этого мелкого беса. Этот мелкий бес — это такой странный извод русского духа, как ни ужасно это звучит. Недотыкомка, это как ясно уже из самого её названия, это незавершенность всех дел, неряшливость, неукорененность, неаккуратность, это какая-то вечная роковая незаконченность всего. Она, как клуб пыли, переминается по всему дому, таится в углах, вдруг выскакивает наружу. Передонова недотыкомка томит, он ничего не может с ней сделать, не может ее уничтожить. Вот этот мелкий бес — это и есть символ грязи, неуюта, какой-то вечной непорядочности, неупорядоченности. Этот мелкий бес преследует героев на всех путях.
На фоне этих удивительно ярких, прекрасно, убедительно изображенных провинциальных чиновников, глупых детей, изводящих учителей, глупых учителей, которые все время порют детей и наслаждаются этим,— на этом фоне совершенно потерялась утопическая, вроде бы радостная линия романа, линия Людмилы Рутиловой и Саши Пыльникова. Вообще сестры Рутиловы, которые, как всегда, с легкой руки Чехова обязательно есть в любом провинциальном городе, красавицы-сестры… Самым реальным их воплощением, например, были красавицы сестры Синяковы в Харькове или сестры Суок в Одессе. Обязательно есть такие три красавицы, вокруг которых вьются все местные поэты и вообще все местные богачи, а они, значит, соответственно озаряют жизнь этой провинции, как три грации. Есть и здесь сестры Рутиловы. Самая молодая, самая веселая из них, Людмила. Она влюблена в мальчика Сашу, немножечко андрогина, красавца, которого там во время карнавала расписывают гейшей, и он производит огромное смущение среди обывателей городских.
Надо сказать, что эта линия, как правильно совершенно говорит Николай Алексеевич Богомолов, пожалуй, это самое моветонное, самое устаревшее, что есть в романе. Но, на сегодняшний вкус, тем не менее это все-таки единственный луч света в этой провинциальной глуши. Пусть, конечно, Людмила Рутилова, пусть она дура, пусть она сколь угодно пошлое существо, но все-таки в ней есть какое-то веселье. И даже если через чувственность, даже если через разврат человек побеждает эту провинциальную скуку — пусть хоть так, потому что для Сологуба ведь очень проблематичны какие-то светлые порывы: он мало верит в человека. Пусть уж лучше будет Людмила, пусть уж лучше будет разврат веселый, и жизнерадостный и полнокровный, чем вот этот унизительный, скучный и грязный, чем передоновщина.