Захар так много прочитал, а время пролетело, как один миг. Бабуля почти насильно заставила нас прерваться.
— Глаза, поди, устали, — ворчала она, сервируя журнальный столик. — Ну ка, давайте попейте чайку с тортиком.
— Тебе понравилось? — спросил Захар, отправляя огромный кусок торта в рот и шумно прихлебывая чай.
— Да, — вынуждена была признаться, хоть и с неохотой.
— Завтра продолжим?
Он уже уходит? Я даже не поняла, огорчил меня этот факт или обрадовал. Одно знала точно, что не отказалась бы еще что-нибудь услышать в его исполнении.
— Спасибо за чай! — произнес Захар, вставая из кресла. — Мне пора…
— Да не за что. Это тебе спасибо за торт… и чтение.
Бабуля проводила гостя и заглянула в комнату.
— А он ничего, да? — лукаво спросила она. — Правда, староват для тебя.
— Перестань, бабуль. Мне он совершенно не нравится, — отмахнулась я.
А все-таки интересно, почему он не сказал «до завтра»? Почему вообще ничего не сказал, уходя? Посмотрел только как-то странно… И вообще, чего привязался, как банный лист?!
Свадьбу сыграли на Покров, как и сговорились.
Я находилась под домашним арестом до самого выкупа. После умыкания отец меня жестоко избил, плеткой. Как мать ни плакала и ни причитала рядом, ни просила его пощадить меня, все без толку. Бил со злостью, чтобы неповадно было, бил, не как свое дитя, как великую грешницу. Сначала мне было жутко больно, а потом ушло все, осталась только мысль: «Так лучше… пусть убьет».
Помню, мать кричала:
— Федя, остановись! Убьешь же… или калекой сделаешь!
Помню дикие, злющие глаза отца и как он приговаривал, отбрасывая мать в сторону:
— Убью гадину! На всю деревню ославила…
Последнее, что запомнила — занесенная для удара рука отца и повисшую не ней мать с заплаканным лицом. А потом наступила темнота.
Неделю я не могла встать с кровати. Мать лечила компрессами и отпаивала отварами. Телу постепенно становилось легче, но не душе… Радость покинула меня навсегда. Сама себе напоминала высохший колодец, куда кинь камушек, будет лететь он долго сначала, а потом раздастся глухой звук удара об растрескавшееся дно.
Я все думала, жив ли он остался?.. А даже если и нет, то, может, к лучшему? Хотя, какая мне теперь разница, для меня он все равно умер.
Отец не заходил ко мне, пока болела. Первые слова, что услышала от него, когда вышла из комнаты:
— Со двора ни шагу! Будешь матери помогать по хозяйству. Выйдешь, убью!
И он не лукавил. Убьет, точно. Но не это меня останавливало, а все та же пустая душа. Зачем куда-то идти, если ни к чему не стремишься?
Мать, как могла, пыталась примирить нас с отцом. Одного она не поняла, что с той ночи мы стали друг другу чужими. Отец вычеркнул единственную дочь из жизни, как и я его.
Думаю, оба они вздохнули с облегчением, когда наступил день свадьбы. Конечно же, до семьи Григория дошли слухи о попытке побега из-под венца. Но планы они не поменяли. И на обожании Григория это не отразилось. Он, как и раньше, смотрел на меня глазами преданного пса, готовый предугадывать малейшие желания. А на родителей его, наверное, повлияло богатое приданное, назначенное мне отцом. Обговаривали одно, но после той ночи приданное заметно выросло.
Вот так, богатой законной женой, я покинула отчий дом и перебралась в соседнюю деревню.
Поле первой брачной ночи, я четко поняла одно — не быть мне с Григорием счастливой никогда. Не стерпится и не слюбится… Не хватит его любви на нас обоих. Молила Господа только об одном, чтобы не допустил ненависти. Не смогу я бороться и с брезгливостью, и с ненавистью одновременно.
Родители Григория старались быть ласковыми со мной. По дому больно ничего не заставляли делать, да и прислуга у них имелась. Мать его пыталась говорить со мной по душам. Только нет-нет, да слышала я обрывки разговоров:
— Унылая она какая-то. Не будет наш Гришка счастлив с ней…
— Погоди, Вась, Бог даст ребеночка, может и оттает…
Понесла я через месяц. Зародился-таки плод нелюбви моей. Не хотела я его, но, видно, Господь рассудил по-другому.
— Поедем к твоим, сообщим им радостную новость? — предложил как-то Григорий. Со дня свадьбы я не видела ни отца, ни матери. По матери соскучилась, больше ни по кому.