Хм. Все же так будет надежнее! Я решительно свернул с дороги, отслеживая взглядом уже неплохо набитую телегами и лошадиными копытами извивающуюся вдаль тропу.
Вот и место моего боя. Степняки не стали заморачиваться с возвращением своих погибших бойцов обратно в степь, прямо тут же наскоро вырыли могилу и закопали. Правда, агромадный камень откуда-то притащили и водрузили. Конечно, не каменная баба, но тоже ориентир на века. Если бы еще не было совсем поникшей мертвой растительности на опушке леска поблизости, совсем бы идиллией смотрелось. А ведь в том леске мог бы лежать я…. Вряд ли мои враги для меня с рытьем могилы и поисками еще одного камня бы расстарались.
Еще через час бега по пересеченной местности отыскалось и еще одно поле боя. Про него мне караульный в плену рассказывал. Вот тут никаких могил с камнями уже не было. Неубранные тела джигитов и их лошадей так и темнели кучками на подходах к довольно высокому холму. А вот оружия возле тел не было. Сразу понятно, за кем осталось поле боя.
Сделав довольно большую дугу вокруг Рубцово, я, как и предполагалось, вышел к Захарово… тоже покинутому, правда, внешне вполне целому. Хорош бы я был, если бы сразу сюда рванул! Так бы и разрывался в непонятках, в какой стороне искать своих потеряшек. На всякий случай еще стукнулся в калитку дома дяди Сидора. Глухо все. Даже собаки по селу не лают. Будем надеяться, что сами ушли, а не степняки их всех утащили.
Своих я нагнал в Поспелихе, крупном селе на полпути от Рубцово до Алейской железнодорожной станции. За все время пути не встретил ни одного путника, как вымер тракт. Я бы, наверное, мимо них проскочил, да Лукерьиха при помощи своего птичьего дозора меня углядела и моему отцу вовремя сообщила. Так что тот встретил, едва я к окраине села подошел.
— Ну, здравствуй, сына! — Выдохнул он и так крепко меня обнял, что я от боли скорчился и зашипел. Рана на груди вроде и прошла уже, а вот боли еще время от времени проявлялись. — Что? Ранен?
— Царапина. Прошло уже. — Ну, в самом деле же, прошло, ни к чему по таким пустякам родителей волновать.
— А мы тут, с деревенскими три дома на окраине пока сняли. Все гадаем, когда можно будет возвращаться.
— А некуда вам больше возвращаться. Сожгли нехристи наши Большие Ебуны. А дядя Сидор с вами?
— Не застали мы дядю Сидора. У них вообще в их селе все жители куда-то попрятались. — Почти отмахнулся от моего вопроса родитель. — Ты про нашу деревню то точно знаешь?
— Точнее некуда, когда я там был, угольки на месте нашего дома еще дымились даже. Так что, отец, думаю, что вам самое время ко мне в Москву перебираться. Обустраиваться на новом месте так и так придется. В Москве даже много легче выйдет, там дом у меня уже готовый, а в деревне еще строиться придется.
— Дай мне время все обдумать, сына. Пошли пока с матерью и сестрой с братишкой повидаешься.
И мы пошли. Обнимашки с матерью, Дашкой и Зухрой, куда уж без нее, вышли менее болезненными, но зато куда более мокрыми. Мне всю рубашку слезами залили. А потом снова начались крики: это наши односельчане узнали о сожженных хатах. Словно, это я в этом виноват! С другой стороны, в древности дурным вестникам вообще отрубали голову.
Уже ближе к вечеру отец отозвал меня в сторону. Кстати, отыскать укромное местечко вдали от чужих ушей в получившемся на снятой жилплощади столпотворении — настоящее искусство. Мы с отцом вообще вынуждены были на улицу выйти.
— Рассказывай подробно, что нас в этой твоей Москве ожидает?
— Давно бы так! Значит, папа, у вас с мамой даже есть выбор. Вы можете поселиться в том доме, что я уже купил, а можете сами выбрать себе новый по своему вкусу. Если не пытаться купить совсем уж дворец, денег у меня точно хватит.
— Денег и у нас должно хватить. Особенно после того, как распродадим весь скот и прочее имущество. Надеюсь, ты мой плуг и мешки с зерном не потерял по дороге?
— Все целехонькое. Достану по первому требованию.
— Ну, вот, тогда завтра с утра пойдем на базар, начнем потихоньку распродавать нажитое.