Г. Е. Распутин, а за ним и вся царская семья, были убиты. А Россию ожидала еще более страшная участь — ужасы кровавой революции, кошмарные годы тиранического правления И. В. Сталина и 70-летний тоталитарный режим, опустошительные духовные последствия которого ощущаются всеми нами до сих пор.
…Между тем серьезные исследования таких российских историков, как Платонов и Боханов, доказывают, что все так называемые темные стороны жизни Распутина — не более чем плод фантазии врагов царской власти, которые стремились любыми методами дискредитировать ее (власть) и все, что с ней связано. То есть святым — в прямом смысле этого слова — старец, конечно, не был, но и образ черта с рожками, что сохранила для нас история, на самом деле имеет мало общего с реальным человеком.
Огромной заслугой Распутина можно считать то, что, по мнению премьер-министра Витте, именно Григорию Ефимовичу удалось определенным образом повлиять на государя-императора и отодвинуть начало войны на два с половиной года. Сторонник немедленного вступления России в войну на Балканах великий князь Николай Николаевич в 1912 году настоял на подписании государем указа о всеобщей мобилизации. Уже готовились люди и техника, были собраны военные и санитарные поезда. Распутин буквально на коленях убеждал императора остановить военную машину.
Граф Витте описал это так:
«Пришел Распутин, в пламенной речи, лишенной, конечно, красот присяжных ораторов, но проникнутой глубокой и пламенной искренностью, он доказал все гибельные результаты европейского пожара — и стрелки истории передвинулись по другому направлению. Война была предотвращена».
Точно так же он смотрел на военные действия и в 1914 году, считая, что ввязывание России в войну гибельно для нее же самой. Имея какой-то особый дар предвидения, уже перед самым началом войны он напишет царю:
«Милой друг, есие раз скажу грозна туча нат Рассеей беда горя много темно и просвету нету слес-то море и меры нет а крови?
Что скажу? Слов нету неописуеммый ужас. Знаю все от тебя войны хотят и верныя, не зная, что ради гибели. Тяжко Божье наказанье, когда уж отымет туг начало конца.
Ты царь отец народа не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ.
Вот Германию победят а Россиея? Подумать так воистину. Небыло от веку горшей страдалицы вся тонет в крови, велика погибель бес конца печаль. Григорий»
Вполне возможно, что, будь Распутин рядом с императором в те летние дни 1914 года, Россия, возможно, удержалась бы от вступления в первую мировую войну. Войну, в которой погибнут три империи: Германская, Австро- Венгерская и Российская.
Влияние Распутина было все-таки достаточно сильным, и в 1912 году ему удалось найти убедительные слова. Но в те дни, о которых идет речь, Распутин лежал тяжело раненный в Тюменской городской больнице после отнюдь не случайного покушения на его жизнь (29 июня 1914 г. в с. Покровском) и ничего не мог сделать, кроме как послать телеграмму государю.
Увы, его обаяние или особый психологический дар влиять на людей не распространялся на такое огромное расстояние — в тысячи километров»…
Своеобразное же письмо-предсказание Распутина выдает в нем не столько ясновидца или наивного пацифиста, сколько человека с большим жизненным опытом»…
Декларация об объявлении войны Германии была встречена с излишним проявлением оптимизма. Полагали, что Россия выйдет из войны победительницей.
Помощник дворцового коменданта генерал Спиридович вспоминал, что незадолго до убийства Распутин попросил приставить к нему несколько агентов охраны, сказав при этом: «Несомненно, они убьют меня, милый мой! И вы все погибнете! Они убьют всех вас. Папу и Маму они убьют тоже».
Распутин произнес эти слова с такой силой, что генерал, абсолютно не склонный к мистицизму человек, вспоминал потом, что свидетелей этой сцены, как и его самого, охватило чувство острой тоски. «Было ясно, что Распутин на самом деле только что произнес пророчество».
О детских годах Распутина мы знаем совсем мало. Тем более интересны примеры его своеобразного детского ясновидения. Он очень бесхитростно объясняет, почему не мог себе позволить взять чужую вещь, как бы она ни была для него привлекательна. Совершенно искренне он пишет, что вызвано это было не только и не столько отвращением к воровству, сколько его убеждением, что все остальные люди видят то же самое, что и он. А видел он следующее: «…я сам сразу видел, если кто-то из моих товарищей что-то украл где-то далеко и спрятал эту вещь. Я всегда ее видел позади него…»