Надо сказать, что там, в КЦК, работает очень много народу. Насколько мне удалось разглядеть за это короткое посещение, на это повлияли два обстоятельства: первое — сложная и длительная процедура межполетного обслуживания, подготовка Спейс Шаттла к очередному полету, и второе — глубоко–эшелонированная структура рабочего персонала КЦК. Не считая других фирм, в Центре работают три большие группы специалистов: НАСА, «Роквелла», его флоридского отделения (Florida Operation) как основного субподрядчика НАСА по Орбитеру и, наконец, компании «Локхид», субподрядчика НАСА по процессу обслуживания (processing) Спейс Шаттла. Может быть, не очень эффективно, но обе фирмы, «Роквелл» и «Локхид», по–деловому взаимодействовали. Это не мешало им очень ревниво относиться друг к другу. Они даже нам жаловались на то, что две фирмы для такого дела — это слишком много. Когда руководители «Локхида» увидели на лацкане моего пиджака значок «Роквелла» с тремя крошечными алмазами, вручаемыми в честь 30–летнего стажа работы, они пообещали достать такой же, их фирменный. Но обещание, как говорил еще мой отец, — не есть расточительство. К тому же, с «Роквеллом» я действительно начал работать два с половиной десятка лет назад. Естественно, каждая из этих организаций имела свою структуру и службы, многочисленных начальников и хороших секретарш и другую поддержку. За пределами Центра фирма «Роквелл» имела еще одно мощное подразделение, оснащенное «по последнему слову науки и техники», как любили говорить у нас при социализме, задача этого подразделения заключалась в том, чтобы обеспечивать поддержку основных отделений, эксплуатировавших «Спейс Шаттл»; имевшееся там оборудование позволяло изготавливать многие узлы, приборы и, конечно, электрические кабели, станки, и там мы увидели даже машины с программным управлением самых современных технологий.
Когда нам показывали это подразделение, которое находилось неподалеку от нашей гостиницы на Коко–Бич, я разговорился с нашим гидом, местным начальником, очень симпатичным негром средних лет. Умудренному опытом нашей конверсии времен перестройки, мне пришло в голову спросить его об эффективности такого уникального «завода», и есть ли конверсия у них. Он оживился и стал рассказывать о том, как он ищет небольшие контракты с некосмическими организациями в округе.
Вспомнив наш Байконур и казахстанские возможности нашего ЗЭМа, мы с Б. Бочаровым и А. Мишиным сравнивали условия работы на обоих полигонах, позавидовав нашим коллегам, по принципу «чужая жена лучше». В данном случае она, похоже, действительно была существенно лучше.
В начале 80–х годов я читал в нашем информационном бюллетене «Зарубежная космонавтика и ракетная техника» о том, как НАСА заключило контракт с фирмой «Локхид» на обслуживание Спейс Шаттла. Как писалось тогда, цель контракта заключалась в том, чтобы существенно сократить персонал и расходы. Опыт первых двух лет эксплуатации многоразовой космической системы заставлял искать и осуществлять это мероприятие. Я вспомнил об этом тогда, когда один из руководителей местного «Роквелла» с обидой стал говорить мне о том, что в начале 80–х у них работало в 3 раза меньше людей, чем сейчас в обеих фирмах.
Как известно, «у Абдуллы очень много людей». Такая богатая страна, как США, могла позволить себе такую роскошь — содержать мощную «убыточную» космическую отрасль.
Тогда я еще раз вспомнил тех отставных американских генералов из «Аэроджет», энтузиастов проекта SStO (одиночная ступень на орбите) и наглядно осознал причину их неудовлетворенности. Эти бывшие оперативные командиры хотели видеть другой Спейс Шаттл — настоящий космический самолет, способный совершить посадку, заправиться и снова взлететь, чтобы выполнять новую боевую или небоевую задачу.
Когда мы находились на мысе, стали много говорить о большом сокращении в НАСА и, соответственно, в фирмах–подрядчиках. Естественно, это очень волновало всех вокруг. Ветераны и без того уходили по возрасту, и даже в знак протеста против такой политики новой администрации. Дж. Трайб пригласил меня в пятницу вечером в один из дней заехать на прощальную встречу с директором КЦК Р. Криппэн, астронавтом, который вместе с моим старым знакомым Дж. Янгом поднял в космос первый Спейс Шаттл. С Робертом Криппэном до этого мне приходилось видеться, но, по американским обычаям, коллеги, тем более немало слышавшие друг о друге, встречались почти как старые знакомые. Так оно было и в тот раз. О том очень теплом январском вечере на открытом воздухе с массой местного народа, гостей из штаб–квартиры и других центров НАСА, с бочковым пивом и легкой закуской, остались столь же теплые воспоминания и, конечно, фотографии, подписанные на следующий день самим героем дня. Он действительно являлся ярким представителем уходившего поколения активных астронавтов, продолжавших активную работу на Земле.
В те дни я много думал о прошлом, настоящем и будущем космической техники. Прямо перед окном моего кабинета, самого большого и шикарного за всю мою космическую карьеру, который мне достался от другого ветерана «Роквелла», только что ушедшего на пенсию, лежала поверженная 100–процентная, почти готовая к полету ракета «Сатурн-5». Это была одна из тех ракет, которые остались неиспользованными из лунной программы, свернутой досрочно в декабре 1972 года. Она лежит так же, как в ЦПЛ в Хьюстоне и в КЦК в Хантсвилле, поверженным гигантом, как напоминание о золотой эпохе астронавтики, о еще живых и ушедших гигантах, создавших это космическое чудо. Последнее мирное дитя Вернера фон Брауна сейчас кажется почти простой ракетой, несмотря на огромные размеры баков и сопел ракетных двигателей трех ее ступеней, перевитых трубопроводами и арматурой. Длина «Сатурна» почти в два раза превышала размеры подвесного бака — самого большого блока Спейс Шаттла и нашей РН «Энергия». Надо ли было выбрасывать эту удивительную, самую мощную и надежную ракету лишь потому, что она не отвечала лозунгу «Переходим на многоразовые носители»? В те дни я впервые сравнил межполетное обслуживание Спейс Шаттла с ремонтом старых автомобилей, приговаривая: черного кобеля не отмоешь добела.
В один из дней у нас образовалось свободное от основной работы время, когда эпоксидная шпаклевка сохла после контровки замененных гаек стыковочного механизма. Мы воспользовались этим днем, который выдался солнечным и теплым, для осмотра других сооружений КЦК. В то время на старте стоял почти готовый к пуску «Дискавери», тот самый, который три недели спустя сблизился в космосе с нашей ОС «Мир». Наши заботливые коллеги проводили нас не только к подножию старта. Как самым почетным гостям, нам разрешили подняться на самый верх фермы обслуживания и даже заглянуть внутрь кабины астронавтов, где наземный персонал проводил последние предполетные испытания.
«Наш» «Атлантис» стоял в это время в Processing building (корпус подготовки), окруженный со всех сторон фермами, на которых, как муравьи, трудились специалисты. Нам тоже удалось побывать там, где ждали внешний шлюз с нашим стыковочным оборудованием, чтобы окончательно собрать все в единую большую систему. Нам предстояло приехать сюда снова через какие?то два с половиной месяца, чтобы принять участие в заключительных интегральных испытаниях.
Программу того дня можно назвать профессиональным туром. В заключение мы оказались среди настоящих туристов; январь не сезон для дальних поездок, однако народу в прекрасном туристов; январь не сезон для дальних поездок, однако народу в прекрасном туристическом комплексе в КЦК, со всеми его космическими и земными атрибутами, от ракет до памятных значков, было очень много. Эта часть американской космической индустрии работала, как прекрасно отлаженная машина.