Как и год назад при подготовке к испытаниям на стенде «Конус», мы составили и выпустили два приказа: первый — по организации работ, и еще один — по образованию стыковочной лаборатории и офиса. Кто?то сочтет это преувеличением, но эти меры оказались среди важнейших, определявших успех проекта на все последующие годы. Одному Богу было известно, каких трудов стоило мне и моим товарищам пробить дополнительное помещение. Важным было даже то, что эти несколько комнат располагались вблизи других подразделений нашего отделения. Удобство подъезда и планировки хорошо вписывались в планы предстоящей деятельности. Пришлось использовать все свои связи и авторитет, трясти значимостью программы и сорить чужими деньгами, чтобы добиться цели.
Надо отметить, что я как был, так и оставался только техническим руководителем с единственной обязанностью сделать дело, «шоб було», безо всяких прав, без копейки денег, без транспорта, и даже без права распоряжаться собой и своими людьми. Мы продолжали работать по законам социализма, а реальная жизнь диктовала новые правила, а чаще — беззаконие. Двадцать лет назад мы жили двойной жизнью, 20 лет спустя наша жизнь перестроилась, во многом стала другой. Ее основой по–прежнему оставалась работа, которая оценивалась прежними, социалистическими мерками. Капитализм варился где?то там, наверху, в пока невидимых и недоступных сферах.
Будущую лабораторию наметили разместить в комнате под № 173 на первом этаже, офис — в блоке из трех комнат под № 373 на третьем этаже, расположенных в самой старой части нашего здания, построенного еще в середине 30–х годов. Тогда в нем работали конструкторы НИИ-58 главного сталинского пушкаря генерал–полковника Грабина. После присоединения в 1959 году НИИ-58 к Королеву подразделения ОКБ-1, унаследовавшие инженерный корпус, стали вторым производством, перешли на вторые роли. Главные, а затем генеральные конструкторы занимали первую территорию, руководящие позиции. В наследство от старых времен и хозяев остались изрядно обшарпанные парадный подъезд и мраморная лестница, которая вела на третий этаж, в наш будущий офис.
Двадцать лет назад нам приходилось вести двойную жизнь и общаться с заморскими коллегами через дупло. Мы вступали в новую эру нашей жизни. Наша новая лаборатория и офис стали почти открытым плацдармом на когда?то сверхсекретной территории. Мы учились работать по–новому и сами строили новое здание нашего будущего.
Поначалу мое руководство всячески противилось этой перестройке: во–первых, они не хотели допускать иностранцев в это старое помещение с остатками прежней роскоши. Но, похоже, не это было главным. Наша настойчивость, деловая позиция победили. «А, делайте, что хотите», — в конце концов, махнул рукой В. Легостаев. Когда генеральный директор уже подписал приказ, оказалось, что до полной победы было еще далеко: наши военные заказчики, которые занимали комнаты под № 373, заняли глухую оборону и под всяческими предлогами затягивали передислокацию, хотя мы подыскали им подходящие позиции для планомерного отхода. Все?таки гражданские подразделения оказались на этот раз сильнее.
После первого оперативного успеха нам очень помогли строители, которые, под руководством главного архитектора предприятия Хухрова, обеспечивали все строительные и ремонтные работы. Финансировалась вся эта деятельность уже за счет средств, полученных от контракта с фирмой «Роквелл». Должен еще раз вспомнить добрым словом Хухрова, к сожалению, он вскоре умер.
Я посчитал уместным остановиться на всех этих деталях для того, чтобы еще раз подчеркнуть, как нелегко давалось новое, как трудно порой доставались высокие технологии и реализовывались указы и приказы президентов, важнейшие межгосударственные проекты. В конце концов, все решали люди простые исполнители, профессионалы. Все?таки, в очередной раз игра стоила свеч: мы въехали в новое просторное и светлое помещение, подновился парадный подъезд, для себя и многих наших соседей, а еще более широкий круг людей получили чистые туалеты.
Новому офису действительно было суждено сыграть выдающуюся роль при реализации проекта, в организации всей совместной, внешней и внутренней деятельности. Офис стал настоящим штабом, руководящим центром совместных работ. В общей сложности за восемнадцать месяцев мы провели там более 30 больших и малых встреч с нашими американскими коллегами из фирмы «Роквелл» и из НАСА. В перерывах между встречами там практически постоянно находился представитель «Роквелла». На дверях комнат под номером 373 появилась табличка Rockwell International. Постаревшие шутники, воспитанные на кратком курсе ВКП(б), прозвали эту организацию 373–м Интернационалом.
По какой?то причине «Роквелл» потерял вскоре свою интернациональную приставку. Мне же порой было не до шуток с этим первым в нашем КБ организованным «интернационалом». Время от времени мое руководство дергало меня за то, что мы развели на территории режимного предприятия иностранщину. Меня спасало, главным образом, то, что мы старались не допускать нарушений заведенного порядка приема иностранных делегаций: готовили и согласовывали все программы приема, которые утверждались генеральным директором, а после образования ракетно–космической корпорации (РКК) — ее президентом; таков был порядок: все, что касалось заграницы, утверждалось им лично.
Приходилось сносить эти и другие упреки ради дела. Сейчас даже трудно себе представить, как мы смогли бы провернуть всю запланированную и незапланированную работу, решить все проблемы, преодолеть многочисленные препятствия, будучи разобщенными, если бы американцы находились далеко за океаном, и даже просто близко за забором — в мытищинском НИЦ. Дозвониться в Мытищи порой было даже труднее, чем в Хьюстон или в Калифорнию. Комнаты под номером 373, наш «373–й Интернационал», служили нам не только офисом для проведения международных переговоров. Вскоре мы там поместили свой первый центр компьютерной сети, который создали на основе электронного оборудования, полученного по контракту. Хотя и с опозданием на полгода, к нам стала поступать вычислительная техника, а затем приехали настоящие американские специалисты Ф. Москаль и А. Свейн. Они вместе с сотрудниками нашего вычислительного центра и с моими ребятами во главе с А. Зайцевым первыми на предприятии сначала спроектировали, а затем проложили специальную кабельную линию, установили и подключили компьютеры, о которых еще пару лет назад мы не могли и мечтать.
Все?таки игра стоила свеч! Внизу, на первом этаже, в комнате № 173 впервые за все годы работы образовалась наша стыковочная лаборатория. В центре большой сдвоенной комнаты мы разместили наш малый комплексный стенд (КС). Большой КС по–прежнему находился в КИСе, где система стыковки являлась частью электрически действующего комплексного стенда — наземного космического корабля. На страницах этой книги мне уже приходилось рассказывать о КИСе, и о КСах кораблей и станций, о нашем участии в этих комплексных испытаниях. Для нового проекта нам действительно стал необходим этот малый КС. Дело в том, что на этот раз большой КС нашей системы находился слишком далеко, за океаном а его еще предстояло собрать из российских и американских частей. Даже название этому КС дали заморское — «брассборд» — brassboard (дословно — железная доска). Как нам поведали американцы, это название имело свою предысторию. Мне еще придется вернуться к нему, а сейчас рассказ не об этом.
Все оборудование для американского комплекта, которому присвоили № 2, авионика и наземка уже начали изготавливать на нашем заводе, его предстояло отправить за океан в середине января 1994 года. Однако, чтобы ехать в Америку, сначала требовалось испытать систему у себя. В этом состояла первая задача новой лаборатории, цель создания малой КС–системы.