Дело в том, что разместить новый АПАС на корабле «Аполлон» на первый взгляд представлялось неразрешимой задачей. Решить ее удалось, воспользовавшись идеей перестроения модулей, входивших в «лунный поезд». Как рассказывалось, он состоял из возвращаемого на Землю командного модуля, служебного модуля, лунного модуля (LM) и последней ступени ракеты–носителя «Сатурн-5» S?IVB. На начальном участке полета Земля — Луна корабль «Аполлон» отделялся и, перевернувшись, стыковался с LM. Только после этого корабль окончательно отделялся от ракетной ступени.
Тот же кульбит решили применить для совместного полета, а место лунного модуля и переходном отсеке ракеты–носителя занял новый модуль. Его назвали стыковочным, потому что с одной стороны его установили ответную часть старого стыковочного агрегата, как на LM, а с другой — АПАС, Новый модуль не только позволил решить проблему совместимости стыковочных агрегатов, но и помог в обеспечении совместимости атмосферы кораблей: чисто кислородной — в «Аполлоне» и нормальной, воздушной — в наших кораблях и станциях.
Одним, можно сказать, блестящим решением удалось преодолеть основные проблемы будущей полетной конфигурации. Совместный проект сразу приобрел реальные очертания. Стыковочный модуль в принципе позволял «Аполлону» соединиться как с кораблем «Союз», так и со станцией «Салют».
Предложенная конфигурация стала хорошей базой для того, чтобы продолжить работу над системами кораблей, требовавших совместимости в полете. Поэтому, когда полгода спустя пришлось вернуться к варианту со стыковкой «Союза» и «Аполлона», все, что касалось работы над этими системами, осталось прежним.
Материалы нашей рабочей группы РГЗ содержали основные положения по разработке АПАСов, реализованные обеими сторонами за прошедший период. Как мы, так и американцы руководствовались в своей работе техническими требованиями, которые стороны согласовали на июньской встрече в Хьюстоне. Джонсон и его коллеги привезли в Москву проект, который отличался от нашего важными деталями, прежде всего конфигурацией кольца с направляющими. Число направляющих выступов и, соответственно, число подвижных штанг у нас и американцев оказались различными. Нужно было договориться, прежде всего, об этих частностях.
В американской разработке кольцо имело четыре лепестка и устанавливалось на четырех парах штанг. Диаметр тоннеля тоже оказался больше — 1м. Видимо, жалобы астронавтов на неудобства перехода не давали НАСАвским конструкторам покоя. В нашем проекте использовались кольцо, с тремя лепестками и три пары штанг. Моя логика была простой: при этом сокращалось количество других деталей и упрощалась будущая конструкция. Джонсон позже рассказал мне, что, направляясь в Москву, он предполагал продавать идею, а ему пришлось заняться совместным проектированием, искать конструктивный компромисс.
Мы с Джонсоном сделали доклады на пленарном заседании. Мне пришлось рассказывать не только об общей конфигурации, но и о кинематике стыковочного механизма. Интересно было услышать также реакцию компетентной аудитории на наш необычный проект с дифференциональной «кинематикой», подробнее об этих важных деталях в следующих рассказах.
Помню, что Джонсону очень понравилось мое предложение ввести дополнительные направляющие, которые можно было использовать при отказе стыковочного механизма. На этот случай предусматривался отстрел основного кольца с направляющими. Такая трансформация превращала АПАС в пассивный периферийный агрегат, способный стыковаться с «Аполлоном».
Этот эпизод, хотя и не получил развития в дальнейшем, демонстрировал озабоченность конструкторов НАСА проблемами надежности при выполнении важнейших, критических операций и дублированием основных функциональных элементов как одним из эффективных средств повышения надежности.
В качестве дополнительного иллюстрационного материала американцы показали короткий киноролик об испытаниях полномасштабной модели стыковочного агрегата, сделанной из дерева, с диаметром люка в 1 м. Мы также приготовили своим гостям сюрприз, который привлек всеобщее внимание. Однако он оказался более значимым, чем просто образец для показа, и повлиял на принятие важных решений, во многом определивших дальнейшую совместную работу.
Перед октябрьской встречей руководство предприятия и министерства еще раз поддержало нашу инициативу показать американской делегации живые стыковочные агрегаты, созданные для проекта «Союз» — «Салют». Это было нетрадиционное решение для того времени. Советы строго охраняли свои почти военные секреты. Образцы ракетно–космической техники всегда с большим трудом пробивали себе дорогу на отечественные и зарубежные выставки, несмотря на то, что партия и правительство были заинтересованы в пропаганде достижений социализма. В данном случае действовали другие мотивы. Верховное руководство дало «добро» на совместную работу, и в нашем министерстве решили, что стыковку можно показать.
При демонстрации стыковочных агрегатов, выставленных в холле ИПУ, мне пришлось играть роль гида и давать импровизированное интервью своим коллегам. Настоящая, живая космическая техника вызвала неподдельный интерес. Американцы впервые увидели наши средства стыковки, агрегаты с андрогинными шпангоутами, которые они только собирались разрабатывать. Прошло со всем немного времени, и почти такие же шпангоуты с похожими замками применили в новой разработке не только мы, но и американцы, а еще через три года они соединили на орбите «Союз» и «Аполлон».
Надо отметить, что поначалу НАСАвцы критически, можно сказать, придирчиво, отнеслись к нашей конструкции. Мне запомнилось, как будущий директор Центра в Хьюстоне К. Крафт, спросив, какова масса агрегатов, заметил, что с таким весом они никогда бы не слетали на Луну. Это было правильное замечание оператора, который управлял полетами первых американских космических кораблей. Как конструктор я стал объяснять, что все зависело от исходных требований, от функций, возложенных на систему. Орбитальная станция должна была выполнять ряд дополнительных задач, поэтому конструкция получилась тяжелой. Тогда я не мог поведать ему о том, что у нас тоже имелась очень легкая система стыковки для полета на Луну. По инерции, в тайне от остального мира, Советы продолжали уже проигранную лунную гонку.
Несмотря на несколько расплывчатые аргументы, Крафт с пониманием выслушал мои объяснения. Здесь также уместно отметить, что в конце концов наш АПАС получился в полтора раза легче американского.
Начались обсуждения представленных материалов, сравнение предложенных вариантов. После работы в группах нас снова пригласили на пленарное заседание.
Для меня и всех присутствующих стало большой неожиданностью заявление Джонсона о том, что НАСА решило принять наш вариан проекта за основу для дальнейшей разработки.
Чиновники с обеих сторон всполошились. Они пытались рассматривать это событие с престижной, почти с политической точки зрения. Разумеется, каждая сторона исходила из своих интересов. Наши пытались подчеркнуть победу советской космонавтики, а американцы предложили ограничиться лишь техническими, инженерными формулировками.
По существу же, Джонсон предложил разумный компромисс, в основе которого лежал конструктивный подход. Однако это заявление было сделано публично, слишком громко, во всеуслышанье. Наверное, только Джонсон с его авторитетом разработчика «Меркурия», «Аполлона» и других проектов космического масштаба был способен выступить так откровенно и открыто, а руководители американской делегации Гилрут, Крафт и Ланни его по существу поддержали. Джонсон лучше других понимал, что такой компромисс кратчайшим путем вел к практической разработке. Он быстрее других увидел, что мы не могли увеличить диаметр тоннеля. Его интуиция и здравый смысл сработали также в пользу других наших предложений.
Еще раз должен отметить, что рядом с залом, в котором проходило обсуждение, стояли живые образцы, агрегаты с андрогинными стыковочными шпангоутами, которые «смотрелись, а значит должны летать».