Нет связи — пляшут буковки на самом верху экрана.
— Э нет, так не пойдет, — Рэй знает, как совладать с этой штуковиной. И не такие чинила.
Она дергает антенну, копается в проводках, пережимая их и проклиная на все лады, пока голо-проектор не начинает работать снова.
Вот это уже другое дело.
Она подносит свой карманный голопад к экрану и принимается перекачивать на него то, что собирался отправить ей Финн.
Что-то очень важное.
Что-то, что его донельзя испугало.
Сперва она ничего не видит. Просто цепочка помех, разрезающих экран пополам. А затем они ширятся, растут, расползаясь цветными пятнами и обрывками голосов. И то, что возникает перед ее глазами, нельзя спутать ни с чем.
Это Первый Орден. Одна из агитационных реклам, на заднем плане которой кто-то призывает задушить восстание Республики в зародыше, пока это еще возможно.
Но Рэй смотрит не на алые флаги, царапающие небеса, и даже не на Хакса, стоящего на трибуне и всем своим видом показывающего, что он владеет этим местом, разумами тысяч собравшихся у его ног и миллионов, что слушают его.
Она смотрит на Кайло Рена, которого узнает теперь везде и всегда. Того самого Кайло Рена, что до сих пор приходит к ней в кошмарах и пытается утащить во Тьму.
Он стоит чуть поодаль, справа, как будто это все касается его не совсем, не вполне, или, может, как будто он куда выше, чем Хакс с его трибуной и всеми его агитационными речами.
Он стоит, задумавшись, а затем камера делает резкий рывок, и теперь Рэй может видеть человека, буквально прилипшего к нему, обнимающего за талию и улыбающегося камере.
— Мы победим, потому что с нами Сила! — говорит Хакс, и голос его делается все громче, превращаясь в зычный вопль, а на Рэй с голопада смотрит ее собственное отражение.
Ее двойник улыбается камере, а затем опускает голову Рену на плечо, как будто показывая, кому принадлежит вся эта Сила на самом деле.
— Вы ничего не сказали мне! — Рэй влетает в покои Люка, даже не собираясь стучать, Силой впечатывая дверь в стену, и швыряет голопад на стол.
Ее застывшее лицо на экране кажется диким, довольным и донельзя жутким.
— Как это может быть? — она вздыхает, не зная, как справиться с паникой. Это все сводит ее с ума. Откуда у Рена ее копия? Почему она там? Что он с ней сделает?
— Спокойно, Рэй, — Люку хватает взгляда вскользь, чтобы понять, что произошло. — Садись.
Рэй садится и скрещивает руки на груди.
— Когда? Когда вы узнали?
— Достаточно давно.
Эти два слова, сказанные тихо и спокойно, кажутся даже более жуткими, чем ее двойник где-то в недрах Первого Порядка.
— И? — ее трясет. Рэй облизывает губы и пытается собраться. Найти в себе еще хоть какие-то крохи самообладания, но это ох, как нелегко.
— И ничего. Это не важно.
— Это важно для меня! — она и представить себе не может, что делают с ней, с ее копией по другую сторону галактики. Используют в целях пропаганды, уверяя, что на их стороне вся Сила? О, это похоже на Кайло Рена. Он не станет брезговать даже такой пешкой.
— Рэй, эй, слушай, — Люк привстает и перегибается через стол, обнимая ее стиснутые ладони и зажимая в своих руках, успокаивая. — Это не ты. Оно… твой клон ничего не сможет сделать. Он не обладает твоей Силой. У него нет потенциала. Он бесполезен. И Сопротивление знает об этом.
— Вы же… — она осекается, понимая, что Люк знал обо всем, наверное, с самого начала. И все это время скрывал не потому, что она может взорваться, как это делает сейчас, а потому что для него это все не было достаточно важным. Для него ее двойник все это время был не более чем картонной декорацией. — Вы не понимаете. Я не боюсь ее, — говорить о «ней» все равно, что говорить о части себя, только отнятой. Отрезанная рука тоже болит.
— Я боюсь за нее, — Рэй кривится и отнимает руки. Ей лучше побыть одной. Помедитировать, что ли, пока она не подняла их остров вверх тормашками. —Простите, учитель.
Рэй запихивает свой голопад в карман падаванской куртки и вылетает из домика, несется сама не зная куда, только бы подальше отсюда.
На закате солнце ослепительно яркое, и это хорошо. Потому что никто не догадается, почему она плачет.
Смотреть на саму себя по другую сторону экрана — страшно. Рэй уже и не понимает, какая из них двоих настоящая. Та, что глядит на нее с насмешливой улыбкой, полной торжества, кажется куда более живой. Она же там, возле Рена. Держится за него, словно ее саму сносит ветром, и только он способен удержать рядом. Она ухмыляется и откидывает ото лба прядку волос, так некстати выбившуюся из прически, один в один повторяющей ее собственную. Она даже нос морщит, как это делает Рэй, когда ее слепит солнце.
И все же это просто фикция. Двойник. Картинка.
Рэй закрывает глаза и отбрасывает треклятый голопад на одеяло. Может, лучше бы она вообще ничего не знала. Какая ей разница до того, что совсем не касается ее?
Кайло Рен использует пустышку, чтобы создать видимость контроля, вот и все. Ничего личного. Кайло Рен просто хочет выиграть. Как и она.
Она так и засыпает, не раздевшись, свернувшись в клубок вокруг мерцающей картинки, обхватив себя за плечи, словно ей холодно. А еще словно голопад раскален, и она боится до него дотронуться. Боится обжечься.
Ей снится она.
Их связывает Сила. Та самая, что возникла внутри Рэй при сражении. Та самая, что дремала там несколько лет, наверное, еще с рождения. Та самая, что теперь причудливо тасует их сны и реальность, смешивая в один бесконечный кошмар.
Ей снится Рен, и снятся его прикосновения.
Он хватает ее за руки грубо, бесцеремонно, подтаскивая к себе.
Клоны ведь не сопротивляются, и Рэй обречена смотреть изнутри глазами своего молчаливого двойника, который покорно переставляет ноги, а затем опускается на постель с все той же застывшей улыбкой на губах.
— Раздевайся, — приказывает ей Рен, и она не может ему сопротивляться. Это что-то внутри или снаружи. Это что-то встроенное в ее сознание — покорность и сияющая улыбка.
Другая Рэй принимается расстегивать ворот черного платья, быстро и четко, следуя указаниям, и Рен хмурится.
— Медленнее. Крифф тебя задери, не так! — он бесится, и это заметно по его лицу, на котором нет ни капли спокойствия, только какое-то враждебное отчаяние. — Хватит, иди сюда, — и он дергает ее на себя, выворачивая запястье.
Пара секунд, и она уже в его руках. Надежно стянутая чужими объятиями, прижатая к стене и все такая же покорная.
— Не так, — он шепчет ей на ухо, отворачивая лицо так, чтобы Рэй не могла видеть его. Наверное, это то, что заводит его. Его ладонь надежно укрывает ее глаза, и теперь Рэй чувствует себя слишком беспомощной. Она внутри кошмара своего двойника и совсем не знает, как проснуться.
Он сдирает с нее одежду. Рвет ворот платья с глухим шорохом, стягивает вниз, открывая плечо и выемку шеи, чтобы целовать, а она ничего не может с этим поделать.
Ее двойник покорен. Он вытерпит все, и даже палец, который то и дело проходится по краешку ее рта, пока Рен ворочает ее как куклу, она не может прикусить. Хотя ей хочется как минимум отгрызть его и выплюнуть ему в лицо.
Все это просто сон.
Сон, который она чувствует слишком хорошо.
Рен убирает руку от ее лица, позволяя видеть, а сам подхватывает ее на руки и несет обратно на кровать.
Укладывает на живот и окончательно сдирает обрывки платья. Ей же оно ни к чему. Раздвигает ноги, удерживая своими ногами, ложится сверху, большой, тяжелый, до сих пор в одежде, которая царапает, ранит обнаженную кожу, и принимается елозить, пристраиваясь.
У него, наверное, огромный член, и Рэй хочется кричать, потому что ей дико больно. Так больно, что она хотела бы потерять сознание, сбежать из этого чужого тела, которое она ощущает как свое. Но она просто стонет в унисон со своим двойником. Стонет с каждым толчком, отзывающимся внутри болью. Стонет нежно и страстно, как это запрограмированно.